– С Леди Гагой не может быть плохо.
Папа ухмыльнулся.
– Поверю на слово.
Я подпрыгивала в такт песне, насколько мне позволял ремень безопасности, пока мама не убавила громкость.
– Бедняга Роджер, – сказала она. – О чем вообще думают его родители?
– Мне интересно, о чем думает Делия, – заметил папа и посмотрел на меня через зеркало заднего вида. – Вы, часом, не ведете задушевные разговоры по-сестрински? Они не встречаются?
– Понятия не имею, – ответила я. – Ты же знаешь, какова Делия. Себе на уме. Никогда ничего мне не рассказывает.
Мама изогнулась, чтобы посмотреть на меня.
– А что насчет тебя самой? Никакого парня на горизонте?
– Тогда бы я вам его представила, – сказала я. – А ни один из тех парней, с которыми я встречалась за последнее время, этого не достоин. Они считают, что я «забавная», и не хотят заводить со мной ничего серьезного. Или, может быть, я не хочу ничего серьезного с ними. Может быть, я и не способна на серьезное.
– Я уверена, что это не так, дорогая, – сказала мама.
– Делия бы с тобой поспорила.
– Я люблю твою сестру, но иногда она перегибает.
– Честно говоря, мне очень хочется влюбиться, но, полагаю, торопить события глупо. Это случится, когда случится. Я встречу того самого парня. Такого, о ком просто не смогу перестать думать. И когда мои чувства к нему найдут отражение в моем искусстве, я пойму, что он единственный.
– Мудрая философия, – заметил папа.
– Кстати, об искусстве, – подхватила мама, – как продвигается твоя последняя картина?
– Уже готова. Я закончила как раз в тот момент, когда Делия уже собиралась рвать и метать.
– Прекрасно, мне не терпится ее увидеть. – Мама шлепнула меня по колену тыльной стороной ладони. – Ты и твои пирамиды.
– Ага. – Я засмеялась. – Если когда-нибудь стану знаменитой, Египет будет моей фишкой. Как автопортреты у Кало или похожие на вагины цветы у О’Киф.
– Тея. – Папа усмехнулся.
– Я не утверждаю, что я вторая Фрида или Джорджия…
– Ты бы так не сказала, потому что ты слишком скромная, – перебила мама. – Но, как твоя мать, я имею право хвастаться, что ты ничуть не уступаешь великим.
– Это твоя святая обязанность как моей матери, – отозвалась я. – Но все равно спасибо, мам. Ты лучше всех. Я…
– Боже! – закричал отец.
Мама начала поворачиваться.
– Что?..
Вспышка бледно-голубого ослепительного хрома.
Ужасающий, оглушительный грохот. Он отдался в моих костях. В моих зубах. Он эхом пронесся через капот, через лобовое стекло.
Он все нарастал, нарастал и нарастал, разрывая нас, пока не осталось ничего.
