— Что так?
— Нешто их разберешь…
Мотя Постникова жила ближе, с нее и начали. Средних лет, цветущая женщина, с грустными соболиными бровями в одну черту, Мотя встретила Трубникова так, будто он к ней в гости пожаловал.
— Милости просим, Егор Афанасьевич, простите, не убрано! Кабы раньше знать…
— Не мельтешись, — остановил ее Трубников. — Отчего второй день на работу не выходишь?
Мотя бросила возмущенный взгляд на бригадира. Павел сердито покраснел.
— По-божески? — спросила она Трубникова.
Тот кивнул.
— Лучше я вам по-партийному скажу. Свинка у меня опоросилась. И, понимаешь, пропало у ней молоко… — От Моти веяло откровенным лукавством и свежей бодростью человека, которому все нипочем.
— Чего же ты молчала? Прислали бы ветеринара.
— Не сообразила, глупая голова. Я их сама молочком из бутылки отпаивала. Веришь, цельные сутки глаз не сомкнула!
— Ну, а теперь?
Мотя сделала плаксивое лицо и махнула рукой.
— Пойдем-ка взглянем!
— Да чего смотреть-то! — радостно сказала Мотя. — Сейчас порядок, все, как один, из мамки сосут!
— Коль так, ступай за граблями. Мы подождем.
— Да Егор Афанасьич! — всплеснула руками Мотя, словно была поражена недогадливостью председателя, так и не взявшего в толк, что выйти ей на работу никак невозможно.
— На базар все равно не пущу, ясно? — И Трубников вышел из избы.
Почти тотчас за ним последовал и Маркушев, красный и оскорбленный до глубины души.
— Знаете, чего она мне шепнула? «Зачем председателю нажаловался, я бы тебе на свадьбу четверть вина выставила».
— Вот чертова баба!
— Егор Афанасьевич, — помолчав, просительно сказал Маркушев. — Может, все-таки разрешите сегодня сыграть?
— Эк тебя размывает! Уберем сено — гуляйте на здоровье.
— Так ведь у брата отпуск кончается! Хошь не хошь, а ему завтра выезжать. Урал все-таки…
— Не время сейчас, Паша. Ну кто, скажи, в разгар уборочной свадьбы играет?
— Да мы по-тихому, Егор Афанасьевич, водки все равно не достать. Так, с портвейчком…
— Знаю я ваш портвейчок! Завтра не добудишься!
— А если мы сегодня все подчистую добьем?
Трубников развел руками.
— Тогда что же… Я первый приду поздравить.
Павел счастливо вспыхнул.
— Ох, и обрадуется мой старшой! Очень ему хотелось на моей свадьбе погулять.
— Только помни, Паша: стог — шесть обхватов. Сенца для покрытия подкосили?
— Подкосили, Егор Афанасьич!
В заношенном жакете, по брови повязанная платком, подошла Мотя, на плече старые, с кривыми зубьями, грабли.
— Запозднились! — сказала она деловито, даже осуждающе. — А ну, ходи веселей, бригадир!
