— Если верхом, то два дня, — ответил, после секундной заминки, Абрахам. — Для драконов, наверное, сутки.
Хаджар поднял голову к небу.
Звезды…
В долинах они всегда выглядели иначе, чем в иных местах. Здесь, с их светом, ясностью и чистотой, могло поспорить разве что звездное небо пустыни. Такой же черный бархат, усыпанный россыпями разноцветного стекла.
Холодного и острого.
С падения Хаджара с утеса, прошло полутора суток. А значит, если выбрать самый худший (и, зачастую, самый реалистичный сценарий) то Таш и Тенед находились в Рубиновой Горе уже двенадцать часов.
Огромный срок, за который можно разрушить целую империю. И, может, даже, подкосить глиняный ноги такого колосса, как регион Белого Дракона.
— Зачем тебе все это, Чужак? — неожиданно спросил Абрахам. — Я был когда-то проездом в Рубиновом Дворце.
— Проездом?
— Ну да. Знаешь ли, — Шенси улыбнулся и поправил кинжалом вывалившееся из костра поленце. — там не очень величают сына того, кто взял на копье их казну.
Резонно…
— Так вот к чему это я, — Абрахам прокашлялся и устремил взгляд куда-то внутрь пламени. — принцесса уже наглядно продемонстрировала свое отношение к тебе. И, честно, не знаю, может ты в неё вблюблен, может еще что — но, скажу тебе так, если ты отправишься следом, то…
Шенси покачал головой. Достаточно многозначительно, чтобы дальнейших слов уже не потребовалось.
— Драконы, друг мой, это такие же мрази, как и фениксы. Да и вообще — все звери, что правят людьми, они даже хуже… зверей, прости за каламбур.
Хаджар промолчал.
— Зверям звериное, людям — людское, гномам — гномье, — явно процитировал кого-то Абрахам. — так говорил мой покойный батюшка, да раздерут Йофе Шенси все демоны бездны. Но в одном он был прав — нет мира там, где человеком правит зверь. И не важно какую шкуру он носит — звериную или человечью. Здесь, — Абрахам ударил себя по груди. — бьется всегда либо людское сердце — либо сердце нелюдя.
Наверное, это не только звучало “по-расистски”, как бы сказали на далекой Земле, но таковым и являлось. Но у Абрахама имелись на то свои причины. И кто такой Хаджар, чтобы кого-то осуждать.
Они помолчали некоторое время. О чем думал Шенси, Хаджар не знал. Сам же он прислушивался к магии Чин’Аме, стараясь понять что ему можно, а что нельзя говорить.
— От этого посольства зависит жизнь моей жены и сына, — произнес, наконец, Хаджар.
Абрахам поперхнулся и повернулся к своему собеседнику. Он разглядывал Хаджара как-то… по-новому. Будто видел в первый раз в своей жизни.
