– Я в полном шоке… и, пожалуй, все-таки выпью. Бурбон с содовой, если можно.
Мы все улыбнулись. Джек привстал было, но Теодора сказала:
– Я сама. Всем то же самое?
Мы сказали, что да.
Теодора раздала нам стаканы, и Джек сказал:
– Мы с Теодорой тоже так думаем. Я ей ничего не говорил, между прочим. Показал покойника и предоставил самой судить, как и тебе, Майлс. Это она сравнила его с незаконченной медалью: мы видели в Вашингтоне, как их делают. Мы весь день толковали об этом и решили тебе позвонить.
– Никому больше не говорили?
– Нет.
– А полицию почему не вызвали?
– Сам не знаю. Вот ты вызвал бы?
– Нет.
– Почему же?
– Сам не знаю. Не хочется, – усмехнулся я.
– Вот то-то. – Джек поболтал кубики льда в стакане и медленно произнес: – По-моему, это не полицейское дело. Все мы понимаем, что это не просто труп. Тут что-то страшное… а что, непонятно. Я почему-то уверен, что мы можем сделать только одно, единственно правильное, а если ошибемся и угадаем неверно, случится нечто ужасное.
– Что же тут можно сделать? – спросил я.
– Не знаю. Меня разбирает позвонить президенту Соединенных Штатов, поднять по тревоге армию, ФБР, морпехов, кавалерию… вроде того. – Он юмористически покрутил головой и сразу же посерьезнел. – Мне надо, чтобы какой-нибудь правильный человек – все равно кто – осознал, как это важно, и поступил правильно, не совершив ни одной ошибки. Вся штука в том, что любой, кому я откроюсь, может оказаться неправильным и наломать дров. Полиция исключается сразу. – Тут Джек понял, что повторяется, и замолчал.
– У меня такое же чувство, – подтвердил я. – Как будто от наших действий зависит судьба всего мира. – Когда в медицине встречается трудный случай, ответ иногда приходит сам собой, ниоткуда – подсознание, скорее всего, срабатывает. – Джек, – спросил я, – какой у тебя рост?
– Пять-десять.
– Это точно?
– Да, а что?
– А в том внизу, по-твоему, сколько?
– Столько же.
– Теперь скажи, сколько весишь.
– Один стоун сорок фунтов. Как и он. Это ты точно определил, но в остальном мы как-то не очень похожи.
– Есть у вас штемпельная подушечка?
– Не помню. Есть? – спросил Джек жену.
– А что это?
– Чернильная подушка. Для штампов.
– Кажется, была где-то. – Теодора принесла подушечку, Джек достал из другого ящика лист бумаги.
Я смочил подушку чернилами, прижал к ней все пять пальцев Джека и сделал на бумаге хорошие, четкие оттиски. Потом кивнул на дверь в бильярдную и спросил:
– Вы с нами, девочки?
Девочки явно не хотели туда идти, но не хотели и одни оставаться.
