Кто-то постучал палкой по калитке.
— Дарья, пан писарь уже проснулся? — раздался чей-то голос.
— Да вот он сидит на скамеечке. Если дело есть, то ему и говорите, — сказала женщина.
— Доброго здоровьичка, пане писарь, с делом до вас пришли, — поклонился мне мужчина.
— Что за дело? — спросил я.
— Да вот написать прошение до пана гетмана о том, чтобы сыночка нашего в киевскую семинарию приняли, — сказал проситель.
— Дарья, скажите, пожалуйста, где лучше народ принимать? — спросил я хозяйку.
— А вот я вам сейчас столик маленький вынесу. Погода хорошая, здесь и принимайте, — сказала Дарья.
Я помог ей вынести столик на улицу. Взял бутыль с чернилами и попросил чего-нибудь, чтобы сделать чернильницу.
В хозяйстве нашлась и глиняная скляночка, в которую раньше наливали масло для освещения, а сейчас она была сухая и чистая. Писарь-то я был аховый — у меня даже бумаги своей не было. Но люди стали идти со своей бумагой. Боже, что я только не писал. Писал так, как я представлял должно быть составлено прошение. Писал крупными буквами и быстро. Роль секретаря выполняла Дарья. Наконец, она прекратила прием, сказав, что пану писарю треба отдохнуть и пообедать.
— Вот, пан писарь, ваше заработанное, — сказала Дарья и показала горсть медяков, принесенные яйца, овощи, хлеб молоко.
— Прибери все это, Дарья, ты хозяйка и давай распоряжайся всем, — сказал я.
Зардевшаяся Дарья убрала продукты и спрятала деньги.
Вскоре пришел пан сотник.
— Ну, пан писарь, — сказал Ондрий, — слава о вас пошла дальше нашего местечка. Говорят, что вы и человек обходительный, пишете чисто и сразу понимаете, что просителю требуется. И все, кто бумагу читают, те сразу понимают, что требуется. Вот что значит грамотным быть. Читать-то я умею, а вот пишу как курица лапой. Если пан писарь не откажется, то нижайше прошу и меня поучить письму.
— А можно и мне? — покраснев, спросила Дарья.
— А тебе-то зачем? — удивился сотник. — У тебя хозяйства столько, дай Бог с ним за день управиться. Баба книгами не прокормится.
Вечерами я стал заниматься моими хозяевами. У сотника дела шли трудновато, почерк был корявый, но мужик он упорный и писать будет почище всякого писаря без завитушек и крючков, а нормальным русским языком.
— Пан сотник, а на каком языке вы разговариваете? — спросил я.
— Как на каком, на русском, — удивился Ондрий. — Мы же русские, а не кто-нибудь.
— Почему в языке вашем столько польских слов, что порой задаешься вопросом, а не по-польски ли вы говорите, — спросил я.
