Все это говорилось с каменным лицом, словно он ничего, кроме белого гроба, в этом зале не видит. На самом деле все его внимание было приковано к худенькой темноволосой женщине с большими влажными серыми глазами. К вдове его отца. Казалось, он улавливал малейшие движения и оттенки чувств, даже не глядя в ее сторону.
А Мирослава смотрела на жену Вадима Альбину. Та стояла немного в отдалении, разговаривала с группкой женщин, среди которых была и ее мать. Время от времени обе бросали на Миру холодные нечитаемые взгляды. В такие моменты она ощущала себя бактерией под микроскопом. Оставалось только гадать, что именно Альбине известно о домогательствах мужа.
Закрыла глаза, собирая последние силы. Ей бы только отсидеть похороны, а там…
— Вадим Ильич, мне не нужны никакие деньги. Я напишу отказ от наследства. Дайте мне только спокойно оплакать мужа, и больше вы меня никогда не увидите.
Но тот словно ничего не слышал, вернее, слышал только то, что хотел слышать.
— Оплакать? Любовь до гроба в буквальном смысле? — беззвучный смех сочился сарказмом. — Кому ты грузишь, все в этом зале знают, что ты спала с отцом ради денег. Иначе что делать молодой красивой бабе с семидесятилетним стариком?
У Мирославы встал ком в горле от обиды:
— Вы… не знаете о нас, ничего не знаете о нашей с ним жизни, — еле выговорила она, задетая за живое. — Мне было хорошо с ним. Он делал меня счастливой!
Горькие слезы брызнули из глаз, хорошо еще, вдовам на похоронах не возбраняется плакать.
— Хорошо?! С ним?! — зло прошипел Вадим. — Не надо лицемерия, Мирочка! С ним, говоришь, было хорошо? Я сделаю тебе так хорошо, что ты отца напрочь забудешь!
Она поразилась, сколько злости и глумливого презрения было в этих словах, в косом взгляде, которым он ее смерил. Внезапное понимание открыло ей простую истину.
— Вадим Ильч, за что вы так ненавидели отца? — слова сорвались сами.
И тут скорбная маска треснула, явив на миг истинное лицо Вадима Балкина. Он в первый раз за все время повернулся к ней лицом и прорычал:
— Не твое дело, подстилка!
Мира аж отдернулась от неожиданности. Она готова была провалиться сквозь землю. Казалось, его слова слышали все в этом зале. А его черты вдруг хищно заострились, он произнес вкрадчивым шепотом голодного тигра:
— У тебя время подумать до завтра и принять мои условия.
Жаркой волной откуда-то из груди поднялся протест. Она вспомнила главное и выпрямилась. Это ее жизнь и ей стыдиться нечего, перед собой она права. Илья Владимирович звал ее Мирочка. Плевать на всех, она здесь ради него.
