Лабиринт [Авторский сборник] | страница 54



— Мы постояли над бугорками, выкурили по цигарке и отправились в село.

Быстро и весело проходил апрель. Пригревало солнце, вовсю зеленела трава. Я сочинял письмо домой, рассеянно слушая планы Лагуты насчет побега. Куда бежать?

Но вскоре Иван разговоры про побег прекратил и стал исчезать куда-то по вечерам. Иногда о чем-то вполголоса переговаривался с Асадуллой. Мне было неприятно, но я ни о чем Ивана не спрашивал. Надо будет, скажет сам.

Кормить нас стали получше, давали вино. Потом Иван рассказал, что его уговаривают остаться в Чиракчи. В селе очень нужен каменщик. Асадулла и еще несколько хозяев согласны выкупить его из колонии. Уже присмотрели вдову-невесту.

— Баба ничего, страшненькая, правда. Зато свой дом, овцы, корова. Сыну шесть лет, — Лагута ожидал, как я отреагирую, но я молчал, и он продолжал: — Насчет тебя говорил. Асадулла башкой крутит, специальности, мол, нет.

— Ваня, поступай как знаешь. Я к ним в вечные рабы не рвусь.

— Какая-никакая, а все же свобода. Хоть и работа тяжелая, но с женой лучше жить, чем за проволокой.

— Лучше, — согласился я.

— До осени нас точно в Россию отправят, уже бумага из Москвы подписана. Начальник колонии Асадулле рассказал. Я, наверное, соглашусь… если тебя здесь со мной оставят.

— Да не хочу я оставаться! Смотреть на эти рожи не могу.

— Будешь двенадцать лет досиживать?

— Не знаю. Постараюсь раньше выйти. Есть у меня дружок в Ростове. Если жив, поможет.

Я не был уверен, поможет ли мне Вася Кошелев. Освобождение тянет немалые деньги. Захочет ли Вася тратить их на меня? Да и жив ли он? Люди его профессии долго не живут. И все же, несмотря ни на что, я рвался в Россию.

— Как хочешь. Жаль расставаться, привыкли друг к другу.

— Чего заскулил? До осени все равно лямку вместе тянуть. Правда, жить отдельно теперь будем.

— Это не скоро. Надо еще ихнюю веру принять. Обрезание там и все такое. Ну я и без обрезания свою будущую жену попробовал. Ничего баба, только ноги волосатые. Непривычно как-то…

Ваня Лагута рассказывал про свою горскую невесту и повторял, что в России его все равно никто не ждет. Одни пьяные двоюродные братья да тетки-старухи. С сестрой они всю жизнь цапались. Та до ушей рада будет, что родительский дом делить не придется.

— А сын меня не помнит, без меня вырос, — добавил он. Лагута жаловался, что устал от собачьей жизни и наконец-то заживет, как человек. Места здесь курортные — горы, лес, даже вода минеральная течет. У вдовы-невесты в погребе вина три бочки стоят. Знаешь, как заживем! Хоть каждый день залейся — за год не выпьешь! Он говорил, и в его голосе звучали надрывные скулящие нотки. Ваня, верный мой дружок, тосковал по своей деревне и своей пьяной родне. Даже немеренные бочки с вином не могли утешить тоски. И все же ему будет лучше здесь.