А потом начался бесконечный спектакль. Вросшая в кожу маска. Нескончаемое представление. Принимать фальшивую скорбь, не кривиться, слыша едва сдерживаемую радость. Никто не скорбел о нем. Почти никто. Как она — никто. Саске уважал его, но, видимо, где-то в глубине души осознавал, что их жизнь в любой момент может оборваться. И принял все, как должное. Неразумный ученик, никак не желающий верить в смерть… Нет, не Като. Символа, чего-то нереального, во что там верил Найт. Миина, которой было просто безразлично. И Шикамару, который немного беспокоился об Ино, но, как и всегда, был слишком черств, чтобы понять.
А все остальные. Они все были рады. Клан, семья, вся Коноха, вместе взятая. Они все будто ждали его смерти и приняли ее с облегчением. Освобождением от какого-то гнета. А потом все просто забыли. Нет, не его смерть. Забыли про ее скорбь. В клане начали упрекать за высокомерие. Она же была почти неразумным дитя. Молоденькой, глупенькой, ничего не знавшей и не понимавшей. Пытались давать какие-то советы, научить чему-то. Помочь забыть. Но как забыть? Как можно забыть самого любимого человека в ее жизни? Как можно забыть об отце своего ребенка? Как ей можно было помочь?
Ей, размышлявшей о самоубийстве, хладнокровно, как о чужом. Лишь бы не помешали. Но не могла. Не могла так предать свое дитя и свою любовь. И скрывалась за маской. Смотрела в надоевшие до черного исступления лица, фальшиво сопереживавшие, фальшиво пытавшиеся поддержать. Фальшивые во всем. Всегда. Ей хорошо это было видно со стороны. С другого берега. С того, где она еще надолго останется одна.
Одна, в компании с умным, но все же просто зверьком. Держаться, держать лицо, делать вид, что всерьез слушает то, что говорят. Приходить домой, в семью. Видеть, что никто не понимает, но делать вид, что все нормально. И при всем при этом стараться не зациклиться. Не сойти с ума. Нельзя концентрировать все свое внимание на ребенке — это не пойдет на пользу ни ей, ни ему. И не пытаться сражаться с безумным миром, сводящим и ее с ума. Пытающимся свести. Мир такой, какой есть. Она не исправит людей. Не изменит. Нужно жить. Невзирая ни на что.
И стараться не приходить сюда слишком часто и удерживаться от желания принести цветы. Не нужно. Она достаточно хорошо знала Като. Цветы, могила, надгробие. Они не для мертвых, они для живых. Самообман. Самоуспокоение. Для живых. Чтобы уверовать в то, что и после их смерти на их могилу будут приходить те, кто их любил. Она приходила сюда не к Като. Она приходила ради себя. Чтобы успокоиться, справиться с эмоциями. И все пыталась попрощаться навсегда. Но никак не выходило.
