– Странно, – сказал Алексей, – мне казалось, что вы недолюбливаете Эмму, а сейчас вы говорите, словно она ваша подруга.
– Вы неправильно поняли ситуацию, – грустно сказала Луиза. – Я очень любила Родьку и Эмму. За день до трагических событий у нас в институте продавали дорогие японские сапоги, красивые, жуть, – от приятных воспоминаний лицо Луизы посветлело, – я купила их на последние деньги и только потом поняла, что размер не мой. Вспомнив, что это размер Эммы, я позвонила Родьке, он обрадовался, как ребёнок, прилетел, где-то деньги занял и прибежал в тот же день за своим сокровищем. Поверьте, молодой человек, тогда это было именно как сокровище. Правда, я никогда не видела после этих сапог на Эмме, возможно, она не может их носить, превратив вещь в фетиш.
– Я застал немного того времени, помню и очереди, и дефицит, – согласился с Луизой Алексей.
– Ну а сейчас я злюсь не на Эмму, я злюсь на своего мужа. Я ревную его к ней, да-да, иногда мне кажется, что он как-то по-другому на неё смотрит. А Эмма хорошая, она всё видит и понимает, да и муж клянётся, что это не так, но это выше моих сил, я чувствую кожей, что они любовники. Самое ужасное в моём самоистязании, что нет никаких доказательств. Если бы я знала это наверняка, если бы я застала их вместе, я тут же бросила его и ушла.
– А вы уверены, что хотите знать? – грустно спросил Алексей.
– Не знаю, – равнодушно ответила Луиза, одновременно туша в пепельнице сигарету. Делала она это с такой злостью, словно это был её личный враг.
– В одном я уверена, – сказала она через некоторое время, – это лучше, чем неизвестность, она съела меня, как коррозия съедает металл, медленно делая во мне дырки.
– А что вы преподаёте в университете? – спросил Алексей, чтоб сменить неприятную всем тему.
– МХК, может, слышали, преподаю основы мировой художественной культуры инженерам, которым совсем это неинтересно. В нашем университете, где точные науки ставятся во главу угла, мой предмет идёт как общеобразовательный на первом курсе и всего полгода. По сути, никому не нужный предмет, на который бедные студенты даже не хотят тратить своё время. А преподавать предмет, который не считается студентами нужным, тоже скучно и неинтересно.
– Почему не уволитесь? – удивился Алексей.
– Всё по той же причине, – прикуривая новую сигарету, сказала Луиза, – я могла бы преподавать в художественной школе живопись, сама раньше писала, – на этих словах у Луизы загорелись глаза, – вы знаете, Алексей, я могла сутки не есть, если сидела за мольбертом, но… – тут взгляд у неё снова поник, – я выбрала любовь.
