– Лёшик, ты где, вот скажи Маргоше, что я простодырая!
На что та, не дожидаясь ничьего подтверждения, уверяла новоиспечённую подругу в обратном:
– Не, ты крутая, ты московская штучка, а я деревенщина, вот, знаешь, говорят, «девушка может уехать из деревни, а деревня из девушки никогда» – это про меня, – гордо утверждала Марго. – Всё, что ты сейчас видишь, я сделала сама, потом и кровью, – хвасталась именинница и, пьяно хихикая, добавляла: – И не всегда своей. Знаешь, какая я? Я кардинал, серый кардинал, они все боятся меня, они все у меня на крючке.
– Давай дружить, – предложила в сотый раз Мотя.
– Как я давно тебя искала, – разводя сырость, прошептала Марго и коряво, в отличие Эммы, без аккомпанемента и слуха запела:
Ну, привет, подруга, как дела?
Как давно с тобой не собирались,
Помнишь, раньше под глоток вина,
Смысл жизни мы понять пытались.
Помнишь мои слёзы про любовь,
Что хранятся у тебя в жилетке?
На двоих один флакон духов
И воздух сигареты едкий.
Я по жизни грустный пессимист,
Надо мной смеялась ты всегда.
Нас качала жизнь и вверх и вниз,
И летели шумные года.
А судьба рвала нас и взрывала,
Тихой жизни не было, и пусть.
Но зато душа не предавала
И не знала, что такое грусть.
Счастьем мы делились без сомненья,
Жили как-то просто без прикрас.
То не мы, другие были, Женька,
Просто молодость была у нас.
Это была старая студенческая песня, Алексей помнил её. Обычно она пелась под гитару с сигаретой в зубах и дешёвое полусладкое. Но Мотю обошло такое понятие, как студенчество, курсы педикюрш не в счёт, поэтому она с восторгом слушала подругу и восхищалась глубоким произведением. После того как Марго закончила, она с придыханием произнесла:
– Слова напишешь?
Ветер на улице поднимался всё больше, и волны бились о скалистый берег замка всё усердней, словно пытаясь разбить огромные глыбы камня, от этого слова двух подруг проглатывались шумом и уносились в море. Алексею также не хотелось идти в гостиную, интуитивно он чувствовал, что там разыгрывается какой-то спектакль, при этом он пропитан насквозь ложью. Поэтому всеобщее любование Эммой и стопроцентное поклонение Виктору казалось неестественным, словно всё это хорошо срежиссированный спектакль, только кто зрители, а кто режиссёр – не разобрать. Общее ощущение театрального действа не отпускало. Поэтому тёмный маленький коридор между террасой и залой был именно тем местом, где было удобно постоять и подумать.
– Ты лжёшь, – услышал Алексей женский шёпот на надрыве, чувствовалось, что женщина глушит в себе слёзы и от этого ей тяжело говорить, – я видела, как вы переглядывались, ты обещал, ты клялся.
