Харон: Другой берег Стикса | страница 35
Эсбешник со злостью просмотрел занятную видюшку и отступил от нас:
– Конкретно к вам претензий нет. А вопросы у меня возникли теперь к этой парочке.
Рейдеры, как бы ни пытались свалить от возмездия, вынуждены были признать свой наезд. Соловей умилительно закатил глаза:
– Послушай шеф, ты им сейчас пистон вставишь при нас, а как мы за порог, ты их и поблагодаришь ещё. А может, ещё и в попку чмокнешь или чпокнешь! Верно?
Лицо безопасник налилось кровью:
– Вы уезжаете? Вот и чешите, скатертью дорожка! Нечего напоследок демарши устраивать.
Мы с Соловьём переглянулись, и я произнес:
– Да и хер бы с вами всеми. А вот вы двое, у нас на пути не попадайтесь! Погнали отсюда, Соло!
Из стаба как ни странно, но мы выехали спокойно, в нашу сторону даже никто и не посмотрел. Что, по крайней мере, для меня было странным.
Снайпер сосредоточенно крутил баранку и обиженно сопел. Я хлопнул его по плечу:
– Ты чего надутый такой? То, что этих двух гнид не перешмалял? Да я и сам бы их завалил, чесслово. Безопасник, сука, вмешался не вовремя. У меня доказуха была бы в виде записи.
Соловей искоса глянул на меня, продолжая вести машину:
– Да если по чесноку, не в этом дело. Не нравится мне, какой люд начал ошиваться в стабах. Хуже муров, отвечаю! Знаешь, Харон, вот если человек быдлом был, он и сюда попав, таким же останется. И самое ведь что интересное, почему то именно такие, в большей массе, и попадают сюда. Они и в том мире были не паиньки, а здесь у многих башню рвёт не по-детски. Начинают разнузданно себя вести, как будто не вечность впереди. Я вот, например, снайпер. У меня со стрелковкой всё в порядке, и здесь дар такой же добавился. Теперь я получается дважды снайпер, стрелок бл* в квадрате. Муху в глаз валю на раз! Но это так, лирика. А если ближе к телу, просто так людей убивать не в кайф мне. Вот мне было двадцать четыре года, когда я сюда с Третьей Мировой сюда провалился. В твоём мире, я так понимаю, да и по твоим округлившимся глазам вижу, не было. Там я хоть за Россию воевал, за Родину свою. А здесь, где мой отчий дом? Перекати-поле, вот моя родина, или стаб какой-нибудь. Вечная молодость б***ь, вечные двадцать четыре! Если только не подставят Соловья, или пулю в затылок не пустят, или тварь расторопная не подпадется. Хотя это моя философия, чего я тебя гружу?
Я с пониманием уставился на снайпера, ему явно хотелось выговориться:
– Да мне всё это самому близко, поэтому я тебя отлично понимаю. Оскотиниться можно очень быстро, трудно потом очиститься от грязи, что на тебя во время свинячества налипла.