В последние дни судьба словно решила испытать искренность философа. Полмесяца мучила рвота, из почек шли камни… Но сильные страдания либо проходят, либо приводят к смерти. Если длятся — значит, преодолимы, мы живём. Если живём — значит, есть другие радости, которые перевешивают боль. Эта мысль придавала философу мужества и спокойствия духа. «Совсем ничтожен тот, у кого есть много основательных причин для ухода из жизни», — писал он.
Но всему бывает предел. Вот его предсмертное письмо другу: «Писал я это тебе в блаженный мой и последний мой день. Боли мои <…> уже так велики, что больше стать не могут; но всем им противостоит душевная моя радость при воспоминании о беседах, которые были между нами».
Отпущенного срока, полагал он, достаточно, чтобы пройти весь круг доступных наслаждений. А когда придет смерть, то мы, насытившись, должны встать из-за стола жизни, чтобы уступить место другим. Измученный болями, Эпикур лег в медную ванну с горячей водой. Затем попросил неразбавленного вина, выпил, пожелал друзьям не забывать его наставлений и скончался.
…На стене старинного портика выгравировано знаменитое «Эпикурово послание»:
Нечего бояться богов
Нечего бояться смерти
Можно переносить страдания
Можно достичь счастья.
Из Сада Эпикура исходили здравые и полезные идеи: мир познаваем и в нём можно стать вполне счастливым, избавившись от страданий и беспокойства. Чтобы сделать это, человеку никто, кроме него самого, не нужен — ни богатство, ни государство, ни боги. Эпикур бросал вызов судьбе, утверждая, что истинное счастье — это сама жизнь, и потому оно зависит от нас. Для счастья необходимо то немногое, что у нас есть.
В отличие от Диогена Эпикур не призывал к аскетизму и сограждан не презирал, хотя к обществу относился сдержанно и предпочитал уединение. Он был материалистом, но не бескорыстно: ему надо было избавить людей от страха, а для этого надо победить два источника страха — религию и смерть. Главное в земной жизни для Эпикура — стать хозяином самому себе, и тогда не страшны никакие житейские повороты.
Существо блаженное и бессмертное ни само забот не имеет, ни другим не доставляет, а потому не подвержено ни гневу, ни благоволению: всё подобное свойственно слабым.
Смерть для нас ничто: что разложилось, то нечувствительно, а что нечувствительно, то для нас ничто.
Предел величины наслаждений есть устранение всякой боли. Где есть наслаждение и пока оно есть, там нет ни боли, ни страдания.
