Пробовала себя в разных техниках — акварель, пастель… Но всё — легко, с первого раза. «Рисовать? Да просто охота такая, забросить все и рисовать, рисовать, рисовать… Сколько хочешь и что хочешь. Когда начинаешь рисовать по заданию, всегда что-нибудь не так», — объясняла она. Ведь рисовать можно совсем другую жизнь. Скажем, одеть подружек в самые модные платья. Себя изобразить в джинсах, которые тогда только входили в моду, и в умопомрачительных очках, и чуть постарше, чем на самом деле, уже студенткой ВГИКа — Надя мечтала стать мультипликатором.
Так что же, спасибо природе за её щедрый дар? Кому повезло, тому остаётся, резвясь и играя, создавать шедевры, чтобы занять своё место на Олимпе? Нет, у великих свои проблемы. «С рисунками — кризис! Нет той прежней уверенности, точности, все выходят измождёнными, как из концлагеря» — Надины слова. Или: «Во многих вещах разочаровались. Надо как-то перестраиваться». И ещё обострилось чувство времени, словно включился какой-то счётчик. Ничего нельзя откладывать на потом. Рисунок — сразу набело, жить — сегодня, сейчас, не ожидая грядущих радостей: «…А день был такой чудесный. Отвратительно сознание, что теряю его с утра», «Как глупо прошло воскресенье»…
Всё-таки прав был Эдисон: ленивых гениев не бывает.
ЗА ПУШКИНА — ДВОЙКА
Она умела перевоплощаться в своих героев («Я живу жизнью тех, кого рисую»). В 14 лет начала работать над иллюстрациями к «Войне и миру» и за три года сделала более четырёхсот рисунков. А ещё были Шекспир и Рабле, Марк Твен и Лермонтов… всего около полусотни авторов. Но с Пушкиным у неё сложились совершенно особые отношения. Казалось, Надя знала до мелочей не только произведения поэта, но и его жизнь. Вот он с няней Ариной Родионовной в Летнем саду. Саше — полтора года. Навстречу им — сам император, причем один, без охраны — такие уж были времена. Но зато требования к протоколу были жёсткие. А няня, как на грех, забыла снять с малыша головной убор по случаю такой встречи. За что, конечно, и получила высочайший разнос.
Или вот Пушкин-лицеист. В его одежде некоторая странность — на нём лишь один сапог. Оказывается, он наказан, потому что в таком виде далеко не уйдёшь. А уйти, между прочим, хотелось к гусарам, которые несли тут службу, перемежая её вином, картами и бесконечными рассказами о своих победах на самых разных фронтах…
Была Надя и на Мойке, в пушкинской квартире, сидела на диване, где лежал раненый поэт. Родился рисунок — последний вечер перед дуэлью. Семейная сцена, неприятный разговор с женой. У мужа большие долги, ведь он азартный игрок. И дуэль далеко не первая. А в семье — четверо детей, их надо кормить… в общем, поговорить было о чём.
