Я сделал паузу и отпил уже остывшее вино. Меня начинало подташнивать от кровавых подробностей. Профессор меня не перебивал.
— А два месяца назад случилось несчастье с Драганом Мирчевым, 23 лет от роду. Навязчивое поведение встревожило его близких только после его попытки удавиться. Из-за этого я бы предположил темнодушие, но это случилось сразу после долгожданной помолвки с дочерью княжьего ловчего. А показания свидетелей о том, что столовые приборы на голове несчастного шевелились, только подтверждают, что здесь явно замешано колдовство… И последняя жертва, Марина Остронег, 20 лет от роду… Здесь я вообще в замешательстве. Резкое изменение поведения, обжорство, хотя раньше за ней такого не замечали, повышенное возбуждение и некритичное восприятие действительности. Можно предположить резкое сужение разума, но почему? Оно не случается без предварительных посылок, душевных потрясений или физических недугов.
Я замолчал, невидяще уставившись в почти потухший камин, потом встрепенулся и подкинул еще поленьев. В старом доме гуляли сквозняки, было сыро и неуютно, а на верхнем этаже протекала крыша. Протекала, когда я был на практике, и наверняка протекает до сих пор. Заниматься ее латанием некому. Профессор вздохнул.
— Кысей, ты действительно не все знаешь. Часть результатов вскрытия засекречена, но поскольку ты уже официально приступил к делу… Ты же приступил?
— Да, — кивнул я, недоумевая, что может быть секретного в заключении о вскрытии.
— Когда отец второй жертвы стал настаивать на дознании, не желая, чтобы его сына сожгли, как самоубийцу, а семью заклеймили позором, шутка ли — княжий казначей, то при вскрытии выявили физические изменения на теле жертвы.
— Какие?
— Отросшие клыки, как у хищника, когти на правой руке и змеиная чешуя на туловище. Еще глаза… Понимаешь? Органические изменения, которых раньше не было, ибо такое невозможно скрыть. Теперь уже стоял вопрос об обвинении Жуана не в самоубийстве, а в колдовстве… Тогда и всплыл случай с Лешуа. К сожалению, его тело давно обратилось в пепел, а семья потеряла место при дворе и уехала в провинцию, но эта настырная девчонка, как ее? — профессор щелкнул пальцами, пытаясь вспомнить. — С ужасной прической…
— Нишка Чорек, — подсказал я.
— Точно, она. Она их разыскала. Отец наотрез отказался беседовать, но она разговорила служанку, которая все ей и выболтала. Про то, как пытались спасти несчастного, как его грудная клетка вздымалась даже после его смерти, как было слышно шипение, каким бледным был лекарь, когда осматривал и давал заключение, как торопились провести кремацию…
