Крах однополярного мира | страница 89
Одной из главных причин, приведших к краху советского проекта, был как раз отказ — после смерти Сталина — от жёсткого разделения своего общества и всего мира на «своих» и «чужих» по идеологическому признаку. Вопрос уже не стоял — «или-или»; после принятия XXII съездом КПСС в 1961 году новой программы партии и Карибского кризиса 1962 года он уже трансформировался в «и-и». Была провозглашена цель «догнать и перегнать Америку», «мирного сосуществования двух разных общественно-политических систем» и так далее, что шло уже против самой логики исторического развития. То есть мы тогда признали одну важную вещь: что Советский Союз является частью мировой, то есть по факту — западной цивилизации. Что мы находимся с ней в одном измерении, в одной системе координат.
Отсюда — конвергенция, усиление экономических и прочих связей с Западом, создание своей «зоны влияния» во всём мире, на что расходовались громадные средства — в ущерб собственному развитию, отказ от самодостаточности нашей экономики. Процесс конвергенции завершился в 1991 году, когда и Советский Союз, и весь «лагерь социализма» привёл в соответствие социально-экономическую базу с общественно-политической и идеологической надстройкой. Это могло показаться неожиданным только для тех, кто был неспособен мыслить в категориях причинно-следственных отношений. На самом деле советско-партийные «элиты» успешно конвертировали свою власть в собственность, но не утратили и саму власть. Нам не повезло только с тем, что сама западная система давно вошла в нисходящую фазу развития, средний реальный доход в её рамках достиг своего максимума в далёком 1959 году и не растёт вот уже почти 60 лет. Даже если учесть появление качественно нового спектра товаров и услуг: персональных компьютеров, мобильной связи, транспорта, объёма доступной информации и т. п., — в других сферах нашей повседневной жизни потеряно не меньше — в качестве продовольствия и воды, образования, здравоохранения, в экологии, уровне социальных связей; этот список можно продолжать ещё долго.
После кризиса 2008–2009 годов вся эта система вступила в свою финальную стадию, мы наблюдаем её агонию. И трагедия, на мой взгляд, заключается в том, что никто не понимает, как эту агонию прекратить и что может быть дальше: нет ни идеологии, ни теории, ни даже сколько-нибудь приемлемого образа будущего, которое реализуется в условиях кризисного перехода к новому технологическому укладу. Мы на общецивилизационном уровне столкнулись с проявлением известной и основополагающей для математики теоремы Геделя, согласно которой ни одна система не может быть достаточно полно и точно описана, а её проблемы — решены в рамках самой этой системы, без выхода за её рамки. Но пределы экстенсивного расширения системы «глобального рынка» были достигнуты в 1992 году, потенциал их интенсивного использования был исчерпан уже через пятнадцать лет. Что дальше?