А ведь он прав. Безусловно. Нет более смысла отрицать: что-то в нем пугало ее с самого начала. Она может рационально объяснить все свои желания, но теперь, когда она призналась в этом, это так же очевидно, как и сам страх.
– Вы мне соврали, да? – внезапно для себя произносит она. В обычной ситуации она бы никогда так не сделала. Нельзя заставлять клиента признать свою непоследовательность. Обвинять. Она не сомневается, что Адам подталкивает ее, проверяет, и она чувствует инстинктивное желание дать сдачи.
Какое-то время Адам молчит. А потом признается:
– Поймали.
Изменилось не только выражение лица Адама, но и осанка, голос, все. Он расстегивает воротник рубашки, сползает на кресле. Сюзанна вспоминает актеров, как они слабеют, когда уходят со сцены. А еще, что удивительно, телеведущих – как они, должно быть, меняются, как только гаснут камеры.
– Дело в блокноте, да? – спрашивает Адам. – В моих словах, что вам не положено записывать? – Он трясет головой, смеется сам над собой. – Наверное, я пытался вас впечатлить. Я много изучал этот вопрос. Я знаю свое дело.
Изучал? Сюзанна чуть не повторяет за ним, но тут Адам бьет себя ладонью по лбу. Сильно.
А потом снова смеется.
– Это все. Я был еще у нескольких консультантов, признаю. Но моя проблема, вы бы назвали ее дилеммой, настоящая.
У Сюзанны в горле застряли вопросы. Потрясение, замешательство, страх.
– Возьмите, может, это поможет вам понять. – Адам наклоняется вперед, запускает руку в задний карман джинсов и достает листок бумаги.
Сюзанна не шевелится.
– Возьмите, – повторяет Адам и помахивает листком, к которому Сюзанна тянет руку. Она берет его и переворачивает.
Это фотография, и с нее смотрит ее собственная дочь.
3
Пузырясь, закипая, воспоминания переливаются, искрятся – и взрываются на поверхности.
Сама беременность, бывшая кошмаром. Не как прежде. Не как в первый раз. С Эмили все было иначе. Разве что, а такое тоже возможно, всего этого не было и Эмили, ее малышка, лишь счастливая случайность. Идеальная жемчужина.
Тошнота. Это было нечто новое, с Джейком ее так не тошнило. Приступы начались рано и хотя должны были пройти, лишь усиливались. Она лежала в больнице. Дважды. Во второй раз почти на полмесяца. Ей было так плохо, что Нил предложил все прервать. Да нет, не так, конечно. Он не предлагал. Намекал, вкрадчиво. Пытался подольститься к ней, чтобы решение – ответственность – легли на Сюзанну. Теперь, часто предаваясь воспоминаниям, Сюзанна сказала бы, что тогда их отношения развалились. Они и так трещали по швам. Но к тому времени, как Эмили была зачата, они остались не более чем воспоминанием о чем-то осязаемом: здание, готовое обрушиться от малейшего дуновения ветерка.
