Так я считаю, по крайней мере.
Но как мы встретились. Не могу поверить, что это случилось только восемь с половиной часов назад. Кажется, уже прошла целая вечность.
Мы были в «Старбаксе». В торговом центре. Все там тусуются на каникулах. Те, кто не в Испании, или у родственников, или где-нибудь еще. Мы с мамой, конечно, не уезжаем, потому что: а) клиенты, б) у нас нет родственников, по крайней мере, я их не встречала.
Вот как мы живем. Завтракаем с мамой, бездельничаем до полудня, идем в торговый центр. Сидим в «Старбаксе» часок-другой, убиваем время, разглядывая одежду и что там еще в магазинах. Поэтому я и говорю, что жизнь совершенно серая. Дело не только в маме. Там, где мы живем, ходить некуда, нет мест для ребят моего возраста. Хотя если подумать, это как задачка о курице и яйце. Как вопрос, почему мы тут живем: именно потому, что мне тут нечем заняться. Здесь я точно не попаду в беду.
Неважно. Каникулы были скучными, и сегодня ожидался еще более скучный день, чем обычно. Пока:
– Здесь занято?
Фрэнки в последнюю минуту прислала эсэмэс, что мама тащит ее навестить тетю Лауру. А в последнюю минуту – значит, как раз когда мы договорились встретиться. Она же должна была знать заранее. Мы должны были встретиться в час, значит, из дома надо было выйти в половину первого, и если бы она тогда мне написала, я бы еще могла развернуться, хотя бы билет автобусный сэкономила. Я не собиралась в одиночку торчать в «Старбаксе», особенно если точно никто не придет. Это же социальный суицид, на глазах у Эми Джонс и всех остальных.
Здесь занято?
Я в это время смотрю в телефон, думаю, как ответить Фрэнки (разрываясь между маленьким грустным смайликом, ну, чтобы она устыдилась, и «Что за хрень?», что гораздо точнее отражает мое самочувствие), одновременно гадая, свободны ли Джесс или Рози или еще кто из наших, и приедут ли, если я позову, а потом поднимаю глаза и вижу его.
Я не сразу обращаю внимание, что за горячий парень спрашивает, занято ли рядом со мной. Эми и все остальные таращатся, и сначала я думаю, что они уставились на меня. Ну, типа, бедняжка Эмили, никаких друзей. Но они не просто таращатся. Они смотрят с вожделением. Взглянув на него, я понимаю, почему.
– Да, конечно. В смысле не занято. Можешь сесть. Если хочешь. Стул твой.
Уф! Можно подумать, меня раньше ни о чем никогда не спрашивали. Да или нет, Эмили. Ему нужен был стул, а не история всей твоей жизни.
Он все равно садится напротив, по диагонали, наверное, с его точки зрения это достаточно далеко, чтобы сбежать, если у меня пойдет пена изо рта.
