Сюзанна сама не знала.
Она знала только, что сейчас все неправильно. Все. Да, Джейк ее сын, и она понимала, что больше всего должна сейчас быть благодарной, ровно как убеждал Нил. Джейк только ребенок, он совершил ошибку, и всем, кто ошибся, надо давать второй шанс. Эту линию гнул Нил. Но Сюзанна спотыкалась о чудовищность ошибки Джейка. К тому же, как можно назвать действие вроде насилия – ошибкой? В поле сексуальности, ошибка это, скажем… подкатить на танцполе и получить отказ. Заниматься сексом с незнакомцем без презерватива. Но изнасилование – ошибка? Сбить молодую женщину на пол, удерживать ее там, насильно взять ее, жестоко обойтись, а потом сказать: «Ой»?
Нет.
Нет.
Изнасилование – это не ошибка. Это оскорбление. Оно противостоит всему, что дорого Сюзанне, всем ценностям, которые, как ей казалось, она привила своему сыну. Сострадание. Доброта. Рассудительность. Уважение к остальным и к самому себе. Без этого мы ничем не лучше животных.
Нет. Изнасилование нельзя просто забыть. Его нельзя так легко простить. Для Сюзанны изнасилование – бесчеловечно.
Она не могла притворяться. Просто не могла. Но что еще она могла сделать в тех условиях?
Люди все знали. Не широкая общественность, они жадно глотали любую выдумку, которой кормила их пресса. Но друзья, семья – они знали. Некоторые позволили себя обмануть, заняли сторону Нила. Так виделось Сюзанне. Была сторона Нила, и была ее. Но на ее стороне, те, кто знал то же, что Сюзанна, даже если они и не располагали всеми фактами, на самом деле они тоже не поддерживали Сюзанну. Были люди из школы, кто из уважения ко всему, через что прошел Джейк, свели обвинение в поджоге к минимуму, но в то же время явно объявили, что Джейку придется заканчивать обучение где-то еще. А еще были соседи Сюзанны, которые больше не хотели смотреть ей в глаза. Ее брат – родной брат, единственный живой родственник, – если забыть о том дне, когда Сюзанна появилась у него на пороге с плачущей Эмили на руках, – никогда больше с ней не говорил.
Отверженная одними, проклятая другими, Сюзанна не знала, что ей делать. Предать сына или все, во что она верила. Вот в чем выбор. Разве странно, что ей так и не удалось его сделать?
А Джейк. Все время оставался еще Джейк.
Сюзанна не может себе представить, что он чувствовал в те недели после ареста. А когда вернулся домой, когда все обвинения были сняты, он был таким же тихим и замкнутым, каким Сюзанна его знала. Он почти не выходил из комнаты и никогда не отдергивал штор. Он спал с головой под одеялом, как в детстве, когда боялся темноты. Когда ел на кухне, не снимал капюшона, в ушах всегда были наушники. Сюзанна не знала наверняка, играет ли в них музыка.
