Смотришь на изваяние – вроде, всё хорошо, только, кроме излишнего пафоса, ничего личного нет. Идолы нужны, когда ходят строем, непонятно куда и неизвестно зачем. Цель высока: чем выше, тем бесконечней дорога. Истукан проржавел, и мелодия марша достала. Смена декораций – и идём снова, с новыми идолами в охапке.
А отдельно – про то, что нет надежды. Но зачем её насаждать? Она ведь должна родиться сама. Эта хитрая дама появляется неожиданно, когда из тьмы, а когда и из абсолютной пустоты.
Милан Кундера ведь, и правда, великий музыкант, так вслушайтесь в композицию, которую он играет. Это ведь счастье двух любящих людей, которое они обрели после долгой дороги.
«Когда Тереза с молодым человеком вернулась к столику, ее тут же пригласил танцевать председатель, а уж потом наконец она пошла с Томашем.
Танцуя, она сказала ему:
– Томаш, все зло в твоей жизни исходит от меня. Ради меня ты попал даже сюда. Так низко, что ниже уже и некуда.
Томаш сказал ей:
– Что ты дуришь? О каком «низко» ты говоришь?
– Останься мы в Цюрихе, ты оперировал бы больных.
– А ты была бы фотографом.
– Нелепое сравнение, – сказала Тереза. – Твоя работа для тебя значила все, тогда как я могу делать что угодно, мне это совершенно безразлично. Я не потеряла абсолютно ничего. Ты же потерял все.
– Тереза, – сказал Томаш, – ты разве не заметила, что я здесь счастлив?
– Твоим призванием была хирургия, – сказала она.
– Тереза, призвание чушь. У меня нет никакого призвания. Ни у кого нет никакого призвания. И это огромное облегчение – обнаружить, что ты свободен, что у тебя нет призвания.
В искренности его голоса сомневаться было нельзя. Припомнилась сцена, которую она наблюдала сегодня после обеда: он чинил машину и казался таким старым. Она достигла желанной цели: она же всегда мечтала, чтобы он был старым. Снова вспомнился ей зайчик, которого она прижимала к лицу в своей детской.
Что значит стать зайчиком? Это значит потерять всякую силу. Это значит, что ни один из них уже не сильнее другого.
Они двигались танцевальными шагами под звуки фортепьяно и скрипки. Тереза склонила голову на его плечо. Точно так на его плече лежала ее голова, когда они вместе были в самолете, уносившем их сквозь туман. Она испытывала сейчас такое же удивительное счастье и такую же удивительную грусть, как и тогда. Грусть означала: мы на последней остановке. Счастье означало: мы вместе. Грусть была формой, счастье – содержанием. Счастье наполняло пространство грусти.
