- Глебушка, - ласково сказала княгиня Марья и погладила сына по черноволосой голове, - что ты такой невеселый?
Глеб - так нарекли его при крещении, княжич не любил этого имени, но мать упорно называла его Глебом, Глебушкой, ибо князь (а она очень хотела, чтобы именно он стал со временем новогородокским князем) не может не быть христианином.
- Дожил до того, что скоро копыта откинет, а ума ни на грош, - злобно выдохнул Далибор, все еще вспоминая дерзкого калеку.
- О чем ты, Глеб? - не поняла мать.
- Там, у замковой стены, лежит приблудный калека, - усталым голосом ответил Далибор. - Мерзкий, грязный... Мухи со всего Новогородка слетелись на него, как на падаль.
- Так у него же, по-моему, одно копыто, а не два, - живо отозвался Некрас, младший брат Далибора, и язвительно, как показалось старшему, рассмеялся. "Уже побывал там, видел",- смекнул Далибор, поглядев в темно-ореховые глаза красавчика-брата. Себя Далибор считал некрасивым (вот ему бы братово имя!) и прежде из-за этого нимало не огорчался, однако на восемнадцатом солнцевороте жизни с досадой начал понимать, что в мужчине женщина ищет не только силу, богатство, знатность, но и красоту лица. На что уж мать явно делает ставку на него, Далибора-Глеба, но и она больше привечает миловидного Некраса, в крещении Никодима. Трудно жить на белом свете, ощущая, что родные и близкие любят тебя не в полную силу души и сердца. Они скрывают это, осыпают тебя поцелуями, но нет-нет да и проскользнет во взгляде внезапный холодок, - так в затишье теплого майского леса рядом с яркими веселыми цветами увидишь, бывает, резкий скол не растаявшего льда. Слышал же Далибор, как мать, гневаясь, сказала о нем: "Косоура этот..." Он и впрямь, когда злится, когда что-то ему не по душе, упрямо склоняет лобастую голову, косит голубым глазом из-под широкой косматой брови.
- Глеб, Никодим, - встревожилась княгиня, - о каком калеке вы говорите?
- Да лежит там бедолага подле стены, с единственной руки грязь слизывает, - беззаботно сказал Некрас. Его светло-русые длинные волосы на концах слегка завивались, отливали темным золотом.
- Зачем же такого пустили в детинец? ~ озабоченно спросила княгиня. Она, как с самых своих малых лет помнил Далибор, не выносила вида ратных людских увечий, вида крови, Как-то призналась сыновьям, что маленькой девочкой в ночной опочивальне, когда жила еще в Менске, увидела - вот уж страх Божий! ~ Мавку. У нее было красивое белое лицо, но вовсе не было спины. Мавка склонилась над маленькой княжной, поцеловала холодными губами и повернулась уходить. Тут-то и увидела омертвевшая княжна все ее внутренности, со всеми потрохами увидела: как упруго сжимается и разжимается сердце, как вздымаются и опадают легкие, как трепещут иссиня-красные жилы... С тех пор она пуглива, как осиновый лист, что вздрагивает даже от посвиста птицы.
