чрезвычайно меня раздражают. «Нов[ый] Журнал» этих статей не поместил бы при всей своей «коалиционности». Я писал Титову, что если бы Сталин дал амнистию, то мы приветствовали бы это (а не его), и добавил: не являясь с визитом в посольство. Так же мы приветствовали и победы русской армии. Думаю, следовательно, что Вы тут находите у меня противоречие напрасно. Мои письма и к Вам, и в Париж были построены на том, что ошибкой были визит и тост. Если бы они то же самое сказали в газете или в брошюре, как покойный Павел Николаевич [Милюков], то это развала политической эмиграции за собой не повлекло бы. Абрам Самойлович [Альперин] с довольно странной, чтобы не выразиться сильнее, шутливостью, сообщает нам (для «петит истуар»
{301}), что икра, рябиновка и портвейн были превосходные. Я очень этому рад, но боюсь, что хуже едят и пьют миллионы ни в чем не повинных людей, сидящих в ужасных лагерях по воле человека, за которого пили портвейн и рябиновку на рю Гренелль («молчаливо», — сообщает Вас[илий] Алексеевич, — но он ничего не слышит: может быть, кое-кто и не совсем молчаливо). Я писал, что «эмиграция его величества» есть нечто совершенно бессмысленное, и остаюсь при этом мнении. Нельзя призывать к возвращению — и сидеть в «Биотерапии». Нельзя говорить «мы ни от чего не отказались» и издавать лакейскую газету — или называть ее «нашим официозом». Думаю, что M а к л а к о в — не знаю насчет других — относится к первой передовой газеты и к ответу редакции на его статью точно так же как я (а относительно Вас я и не сомневался в этом). Вас. Алексеевич пишет, что предложения вернуться не принял, так как капитан корабля покидает его последним. Как он, при своем редком уме, не почувствовал маленькой доли комического элемента в этих словах: при крушении капитан сходит в лодку с корабля последним потому, что оставаться на корабле очень опасно, а быть на лодке менее опасно. Здесь же дело обстоит как раз обратно: оставаться в Париже совершенно безопасно, тогда как вернуться значит идти на авантюру (напомню хотя бы о Святополке-Мирском
{302}). Все же остальные, от Титова до Ступницкого, ни о каком возвращении никогда и не думали, — они рекомендуют это другим. А если вернувшихся постигнут там позже какие-либо неприятности, ну, что ж делать, очень жаль.
Прошу Вас ничего из сказанного в этом моем письме в Париж не сообщать.
Машинопись. Подлинник.
Bodleian. MS. Russian d. 7. Elkin. Л. 31–31 об.
