В.А. Маклаков — М.А. Алданову{279}, 22 июня 1945
22 Июня [1945{280}]
Дорогой Марк Александрович!
Получил от Вас посылку и искренне благодарю. Но пользуюсь этим случаем, чтобы еще раз сказать, это я дважды Вам написал закрытым письмом, что для того, чтобы я мог Вам помочь с визой, необходимо, чтобы Вы сами через местного консула возбудили об этом ходатайство. Иначе мне откажут по формальным причинам.
Ваш В. Маклаков
Автограф.
BAR. 6. F. Maklakov, Vasilii Alekseevich. Paris, 8 Dec. 1944 — 27 Aug.
1945. To Mark Aleksandrovich Aldanov.
В.А. Маклаков — Б.И. Элькину{281}, 2 июня 1945
Париж, 2 Июля 1945 г.
<…>
Очень возможно, что из наших действий ничего не выйдет. Причина этого общая. Люди больше умеют воевать, чем мириться. Примирение каждая сторона понимает, как капитуляцию противника. Наша русская история с 1902 г. полна примеров этого; она теперь повторяется. «Советы» согласны мириться, если мы станем «советскими» патриотами и не будем видеть их недостатков, или по крайней мере не посмеем об них говорить. А те в «Америке» согласны мириться, если Советы капитулируют без всяких условий, пойдут на Учредиловку. Мне не простили из одного лагеря, что я в доме повешенного заговорил о веревке, о необходимости права, о свободе; а из другого, что я признал желательной не революцию, а эволюцию в рамках советского строя. Отрадно видеть, что Ваши молодые советские собеседники — при этом партийцы, были умнее{282}. Они понимали необходимость реформ; не реставрации, не революции, но необходимость реформ, хотя бы на базе Сталинской конституции. Моя ставка в России на людей этого типа, но их мало; и эта ставка «теория», а не практика.
Но наше дело кончится вничью не только потому, что стороны не понимают, что такое примирение, но еще и потому, что мы по-прежнему лишены возможности излагать и защищать наши мнения. Ступницкий испугался последствий моей статьи и только из приличия меня в своей газете не ругает. Если бы это был только страх, то не беда; он имеет право бояться за газету. Я боюсь худшего, чем страха: невольного подлаживания под вкусы того, на кого он ставку ставит. Тогда у его газеты не будет отличия от «Патриота»; этого отличия и не видят. А тогда патриоты их съедят.
Во всяком случае, они смотрят на газету, как на свой личный орган, и я не знаю, куда они клонят. Они от меня отдаляются, как от «опального». Но где их опора здесь, я не вижу.
