, Михельсон
{272} и другие руководители Общества и официоза «выпрямите линию».
Вас[илий] Алексеевич в своей первой речи сказал: «Мы хотим, чтобы… Вы непосредственно узнали от нас». Они достаточно непосредственно узнали бы о ваших мыслях и чувствах, если бы Вы напечатали об этом статью (как сделал покойный и незабвенный Павел Николаевич [Милюков] — имею в виду его напечатанную, кажется, на гектографе последнюю статью{273}, с которой я в очень многом не согласен). Так, помнится, кто-то сказал, Герцен напечатал об Александре II: «Ты победил, Галилеянин»{274}, - но он не пошел читать это в посольство (не касаюсь вопроса о некоторой разнице режимов). Василий Алексеевич в письме Коновалову объясняет, как было дело с «тостом». Понимаю психологическую трудность и далее безвыходность положения, но кто же виноват. Если бы Вы ограничились статьей, листовкой или речами в другом месте, то не подверглись бы этой неприятности. По совести, я не понимаю, зачем Вы, Вас[илий] Алекс[еевич] и Абрам Самойлович, пошли туда. Ни малейших практических последствий это не имело. Гора родила мышь. Вдобавок повторяю, ваше Общество могло создаться и без этого. Очень легко говорить: «Мы от наших идей не отказались». Если судить по «официозу», то Вы именно отказываетесь от самых основных наших (т. е. и Ваших) идей. Еще раз скажу: надеюсь, передовая и примечание к статье Маклакова — недоразумение. Но и самый факт визита… Много лет тому назад, задолго до войны, в пору высших внутренних успехов Муссолини (конкордат с Ватиканом, осушение Понтийских болот и т. п.) знаменитый итальянский социалист объявил, что от идей свободы и прав человека не отказывается, но рекомендует «примирение с дуче и общую работу на пользу родины»{275}. Вы помните эту нашумевшую историю и ее результаты. Очевидно, это лишь иллюстрация, привожу ее, зная сходства и отличия.
12 июня
Вчера оборвал это длиннейшее письмо, так как утомлен и слишком взволнован. Сегодня видел Алек[сандра] Федоровича. Он распечатал и прочел мне два письма, присланные ему Василием Алексеевичем.
Вы говорите, что Вы отказались от борьбы с советской властью. Вам отлично известно, что никакой борьбы с советской властью не ведет уже пятнадцать лет в эмиграции никто. В пору войны мы все к тому же пером и деньгами (чем же мы могли помогать еще) помогали русскому народу в его геройском сопротивлении врагу: жертвовали, что могли, посылали (по независящим от нас обстоятельствам, анонимно) продовольствие, одежду, обувь писателям и ученым в Москву. Во всем этом мы от Вас ничем не отличаемся. Но от права свободной критики, обсуждения и осуждения мы отказаться не можем, так как говорим и за тех, кто лишен возможности говорить. Я понимал, что значит «оппозиция его величества». Но что такое «эмиграция его величества», я не понимаю. Вы скажете, что и Вы от упомянутого выше права не отказывались. Да, во второй речи Василия Алексеевича это сказалось с большой силой. В докладе Абрама Самойловича это еле слышится. А в том примечании, которым редакция «Р[усских] Нов[остей]» снабдила Маклаковскую статью (и, по-видимому, в их передовой — о ней я говорю лишь понаслышке) это не слышится совершенно. Напротив, в них слышится прямо противоположное. Очень умеренная статья В[асилия] А[лексееви]ча была написана с точки зрения первого из тех двух «равноправных принципов», о которых он говорил и сообщает нам. Но редакция ему отвечает с точки зрения второго. Официоз Общества, отвечая его почетному председателю, небрежно отбрасывает первый принцип: иди, мол, старик, на покой с твоими допотопными взглядами
