М.А. Алданов — B.A. Маклакову, 2 мая 1937
11 rue Gudin, XVI 2 мая 1937
Дорогой Василий Алексеевич.
Я сейчас пишу для «Сегодня» статью о Ваших воспоминаниях{112}. Пожалуйста, сообщите мне, можно ли упомянуть в ней о Вашем рассказе, — как Вы беседовали в 1917 году с генералом Алексеевым{113}. Помнится, он признал невозможным сотрудничество с Романовыми (с кем именно?), ссылаясь на то, что «лучше их знает», чем Вы, и предпочитает работать с общественностью; а Вы ответили, что общественность Вы лучше знаете и боитесь, что и с ней будет трудно. Так?
Разумеется, если Вы найдете, что печатать это неудобно, то я ни одним словом об этом и не упомяну{114}. В противном же случае, пожалуйста, напишите мне, верно ли я излагаю эту интереснейшую беседу, и когда именно, где и по какому в точности поводу она происходила. Заранее искренно Вас благодарю и прошу простить, что отнимаю у Вас время.
У меня почерк не намного лучше Вашего, и я теперь все письма пишу на машинке, — не удивляйтесь. Шлю Вам сердечный привет.
Глубоко уважающий Вас М. Ландау-Алданов
Машинопись. Подлинник. HIA.2-11.
B.A. Маклаков — M.A. Алданову, 22 мая 1937
Париж, 22 Мая 1937 г.
Дорогой Марк Александрович,
Боюсь, что у Пти{115} разговаривать неудобно; а мне хотелось Вам кое-что высказать. Не по первой части, здесь я поневоле безмолвствую. Если бы я соглашался, я бы уподобился Грузенбергу{116}, если бы я стал спорить, я бы вспомнил изречение Лярошефуко{117} [так!]: «le refus des louanges est le désir d'être loué deux fois»{118}. Но по второй части мне хочется кое-что уяснить. Конечно, не для печати, а для Вас самих, во-первых; во-вторых, отчасти, и для меня самого, ибо если «мысль изреченная есть ложь»{119}, то мысль невысказанная есть ровно ничего; а в-третьих, то, что я Вам скажу, может быть, для Вас будет интересно, если Вы когда-нибудь будете писать мой настоящий некролог.
Вы предполагаете, что я переменился, и интересуетесь знать, до какой степени. За это предположение говорит и видимость, и, если позволите сказать, общее мнение. Но я по совести думаю, что это ошибка и что Вы были гораздо ближе к истине, когда в первой половине обмолвились фразой «да и принадлежал ли он к левому лагерю». Я всегда сознавал необходимость обоих принципов, которые составляют государственную антиномию, и которые для краткости обозначу Вашими терминами «права человека и империи». Они противоречивы, но оба необходимы. Мы все достаточно видели, к чему приводит империя, которая пренебрегает правами человека; таков был наш старый режим, теперь фашизмы разного рода. Но я отлично понимал, и очень давно, к чему приводят одни права человека; я был близок к толстовцам, а студентом целое лето к анархисту Реклю
