— Слушай, Нелюб! — громко и отчаянно крикнул он. — Слушай приказ отцовский! Христом Богом заклинаю тебя, не предавай святую обитель в руки разбойничьи… Не трепещу я мученической смерти, не страшись и ты лютого мучения… Не служи врагам государевым! Соблюди святую обитель, и встретимся мы с тобой в раю Христовом!..
— Тащи его скорей, чего смотрите! — загремел атаман Нечай. — Вздерните живо на осину ругателя…
Казаки с хохотом и шумом выволокли старика из горницы.
Тяжело дыша от гнева, атаман остановился перед Нелюбом.
— Упрям же ты, купецкое отродье!.. Ну, а я и того упрямее… Последний раз говорю, ведешь нас, али нет?
— Будь ты проклят, душегубец! — завопил Нелюб, порываясь к двери за отцом.
Атаман бешено топнул ногой об пол и коротко приказал:
— На осину!
Нелюба тоже вышвырнули из горницы. Долго отдувался и бранился атаман, пока опять не припал к воеводскому меду.
Есаул тоже повалился на лавку и замурлыкал казацкую песню.
Вдруг за окном раздались яростные крики и ругань. Послышалось отчаянное шлепанье по грязи и растерянные, испуганные голоса.
— Атаман, — отчаянно завопил молодой казак, врываясь в горницу, — парень-то убежал!.. Как его развязали, стали петлю готовить, он хлоп кулаком одного, другого, третьего, да через плетень и перемахнул…
Вскочил атаман с лавки и бросился на улицу.
— Кто упустил?.. Всех казню!
И началась атаманская расправа.
Три дня отбивалась Желтоводская обитель от разинцев. Нелегко было отцу Пахомию ободрять да подгонять на бой своих трусливых защитников; к тому же зорким оком старый архимандрит заприметил, что многие неохотно шли на бой. Не раз видел отец Пахомий, как служки и богомольцы о чем-то тайно шептались.
На третий день отец-казначей доложил архимандриту, что монастырские бойцы решили перейти к казакам.
— Говор промеж них идет: «Зачем-де нам свою кровь попусту лить?.. Все равно обитель возьмут и нас изведут». — А пуще всего худо, отец-архимандрит, — добавил казначей, — что у нас в порохе недостача выходить: скоро, пожалуй, нечем и палить будет…
Ночь близилась к рассвету.
Удрученный и опечаленный сидел отец Пахомий в своей тесной келье. Прозорливыми духовными очами глядел он в будущее и не видел никакой надежды. О нижегородском воеводе не было ни слуху, ни духу. Говорил кто-то, что послан на помощь обители со стрельцами и рейтарами окольничий князь Щербатов, да вот и о нем не слышно… А мятежная сила растет себе да растет!
К атаману Нечаю пришел на помогу атаман Черноусенко; привез Волгой казаков тысячи полторы да еще три пушки…
