Решают люди.
Полицейский поводок среднего уровня фиксации больше напоминает наручники, чем паралич, он ограничивает движения, но не стопорит их полностью, и Дэн вполне бы мог обернуться, если бы захотел. И напоследок посмотреть на дексиста — жалкого, ничего не могущего, окончательно проигравшего. Мог бы. Но не хотел. Может быть, и зря. Кусают порою даже раздавленные змеи.
Они уже подошли к полицейской машине, когда в спину ударило ядовитым шипением:
— Констебль Флавье, а правда, что у Bond’ов стоят ириеновские программы? И виброрежим у них тоже есть?
Bond споткнулся на ровном месте. Обернулся сердито, наливаясь яростным гневом и какой-то странной беспомощностью. И, наверное, именно поэтому совершенно не сердитая и не собиравшаяся тратить времени на гнев констебль Флавье успела обернуться первой, опередив даже киборга:
— А вам, Смит, этот вопрос не дает покоя? Измучились, ночами не спите? — спросила она с подчеркнутой жалостью в голосе. — Сочувствую… — Сузив глаза, она смерила дексиста с ног до головы взглядом скорее брезгливым, чем участливым, после чего безжалостно припечатала: — Никаких шансов, Смит! Увы, но старший констебль не отвечает вам взаимностью. Пойдем, Джеймс!
И решительно подхватила старшего констебля под руку, отчего — Дэн мог поклясться! — тот явственно вздрогнул. Хотя Дэн как ни анализировал позже, но так и не смог с достоверным процентом точности определить, что именно послужило тому причиной: жест констебля Флавье, ее неожиданное вмешательство целиком или же то, что она назвала легендарного старшего констебля по имени — похоже, впервые.
Глава 10
В полицейском участке и немножко за стенкой
В участке Полина уже не плакала. Ну, почти. Так, совсем чуть-чуть носом шмыгала, можно и не считать. Особенно если сравнивать с тем, что по пути к участку творилось в полицейском фургоне, где она с наслаждением рыдала в голос, пытаясь при этом сграбастать их с Лансом в охапку (сначала сразу обоих, а потом попеременно, когда поняла, что рук на первоначальный вариант у нее катастрофически не хватает). Она тормошила их, теребила и ощупывала — словно все никак не могла поверить, что да, это они, живые и здоровые, и с ними все в полном порядке, — и заливала слезами, и снова щупала и тормошила, а под конец мертвой хваткой вцепилась левой рукой в футболку Дэна, а правой — в футболку Ланса (как раз под ядовито-зеленым зайчиком) и, кажется, на этом слегка успокоилась, продолжая дальше уже просто рыдать. И делала это с таким вкусом и удовольствием, что поминутно оборачивавшаяся к ним с переднего сиденья констебль Флавье через некоторое время тоже начала растроганно хлюпать носом.
