Меж тем два источника звуков — флейта и магнитофон — принялись сплетать узор из восхитительных диссонирующих нот, и это, вкупе с хорошим красным вином, настолько сильно подействовало на него, что голова его слегка закружилась. Тем не менее он перевернул страницу, чтобы узнать побольше.
Оказалось, что во время ареста с ней был какой-то мужчина. Однако он успел улизнуть через окно. Полиция, разумеется, сняла у задержанной отпечатки пальцев и зафиксировала другие характерные признаки ее внешности, но поиски в полицейских архивах не дали никаких результатов.
Тобайас рассеянно вытащил сигарету из пачки Мендеса и закурил.
— Ты обещал нам басовую партию, — сказал Алекс.
— Извини.
— Погаси сигарету и действуй. Что ты там читаешь?
Тобайас протянул газету Алексу и Бенуа.
— Восхищен вашим законодательством, — сказал он, ничем не выдавая своих чувств, и обратил внимание собеседников на фотографию.
— Blonde inconnue[24], — вслух прочитал Бенуа.
Мендес задержал взгляд на снимке.
— Публикуя такие фотографии, нельзя рассчитывать, что кто-то отзовется. Она может быть кем угодно. Темные очки, забранные назад волосы — это ничего не дает. Полиция умом не блещет. Или подкуплена. Вообще-то эта женщина напоминает мне одну певицу — с месяц назад я видел ее на улице в Эксе.
— Как интересно, — Тобайас почувствовал облегчение. — А мне она напомнила сестру Уолша. Того типа, чья мать владела твоим шато.
— Позвольте-ка взглянуть, — сказал мсье Бенуа. Он передвинул очки повыше и теперь смотрел на фото через более толстые части стекол. Его лицо было непроницаемым.
— Ну что? — спросил Тобайас.
— Должен согласиться, это может быть кто угодно.
— Пожалуй.
— Итак, Тобайас, вперед, — сказал Мендес. — Твоя партия очень простая, всего шесть или семь нот. Семилетний ребенок справится.
— Да, да. И все же, — невозмутимо сказал Тобайас, — я зайду в полицейский участок Экса. Завтра после обеда. Просто из профессионального любопытства.
Тротуар Чарлотт-стрит покрывала зеленоватая жижа, в ней плавали клочки синей оберточной бумаги и пучки соломы из овощных лавок. Проходя мимо открытых прилавков, Лялька уловила запах грибов, разогретого оливкового масла и нездешних цветов. Напевая под нос, она выбирала, куда ступить своей маленькой ножкой. Что за бес в меня вселился, думала она. На месте не могу усидеть. Утром играла на фортепьяно. Умышленно выбрала вещь, которую особенно любил Алекс. Играла, пока боль не стала жечь глаза, пока в горле не застрял ком. А что потом? В слезах — почти счастливых — заиграла Шопена. Пальцы летали над клавишами, вспоминая. Внезапная радость. Щеки пылают. А когда закончила, в голове зазвучал насмешливый голос Алекса: «Вот видишь, тебе без меня гораздо лучше. Разве не так? Ведь нам никогда не нравилась одна и та же музыка».
