Соломон в притчах говорит так: «Двух вещей прошу у Тебя, Господи, в двух вещах не откажи: нищеты и богатства не давай мне. Потому что в нищете я буду злоупотреблять именем Твоим, буду милостыню просить во имя Твое, а в богатстве я скажу: а где Господь?» Охамеет сердце человеческое, превознесется.
Человек может вообще о Боге не думать, когда ему хорошо. Но вдруг приходит беда, и он говорит: «Ой, Господи, помилуй, Господи, прости, Господи, помоги!» Бог нужен человеку в это время как лекарство.
И, наконец, есть люди, для которых Бог — это болезнь. Они говорят: «Не говорите со мной о Боге. Я этого слышать не хочу. Не надо мне всех этих штучек. Я без вас проживу. Без вас родился, без вас проживу и не ваше дело, куда я дальше пойду и пойду ли вообще куда-то!» Вот это уже, конечно, болезнь души, запущенная, глубокая, серьезная болезнь души, которая вполне может быть у любого человека и которая реально существует и в нашем мире.
Ну и не наше дело ее исправлять, между прочим. Нам нет повеления, так сказать, дробить камни в сердцах. Врачи измельчают камни в почках, но еще не придумали такой камнедробилки, чтобы она сокрушала камни в сердце. Камень в почке научились измельчать в песочек, и он уходит. А вот в сердце... А ведь сердце может быть каменным, сердце может быть железным, сердце может быть золотым, оно может быть мертвым, хотя и бьется, может быть живым, трепещущим...
Соломон говорил: «Двух вещей прошу у Тебя, Господи, в двух вещах не откажи: нищеты и богатства не давай мне. Потому что в нищете я буду злоупотреблять именем Твоим, буду милостыню просить бо имя Твое, а в богатстве я скажу: а где Господь?»
Можно попытаться определить: кто я по отношению ко Господу? Чаще всего большинство из нас относятся к Нему как к лекарству. То есть Он нужен нам только тогда, когда мы болеем, или нам что-то угрожает, или происходит что-то неправильное. По закону любви это недостаточная вера, требующая роста и восполнения.
Истинный пост — воздержание от всякого зла
Монастырский пост должен отличаться от мирского поста строгостью, и навешивать на мирянина монастырскую строгость непедагогично, просто бесчеловечно, даже с точки зрения просто бытовых вещей.
Вот монах, у него от кельи до храма метров сто, а от храма до трапезной еще сто или двести. Он вышел из кельи, зашел в храм — там поют Великий канон. После канона он пошел на трапезу, а из трапезной — в келью. Там отдыхает, молится, читает келейное правило. А мирянин? Днем он на работе. От работы до храма в дороге полчаса или час, а потом от храма до дома час, или полтора, или два. Монах пришел в трапезную, а там уже что-то готово, какая-то кашка уже лежит на тарелках, или вареная картошка уже ждет едока. А хозяйке, когда она отстояла службу, приехала домой, сошла с электрички, доехала до дома, надо еще у плиты постоять, что-то сварить, что-то сделать.
