Тимофей недолго оставался один. Вошли две молоденькие сестры и, увидев, что Тимофей сидит, заставили его лечь. Потом они принесли много белых стульев и расставили их рядами напротив его кровати. Тимофей понял, что готовится какое-то собрание. У него мелькнула мысль о товарищеском суде, о котором говорили Тихон Терентьевич и Зойка.
Тимофей почувствовал себя очень неуютно, исчезло даже ощущение голода, а во рту появилась противная горечь... Он уже приготовился увидеть знакомые лица, но в палату стали входить один за другим очень солидные люди в белых халатах и белых шапочках, похожие на профессоров, которых он иногда видел на вечернем факультете. Тимофей хотел приподняться, но сестра, оказавшаяся рядом, придержала его за плечи и принялась поправлять подушку и простыню.
Пришедшие, а их было человек пятнадцать, неторопливо расселись, с интересом поглядывая на Тимофея. Впереди оказались трое: толстый краснолицый старик с седыми бровями и коротко подстриженными седыми усами и двое худощавых, смуглых, горбоносых, неопределенного возраста. У горбоносых были одинаковые дымчатые очки в толстых прямоугольных оправах.
"Заграничные", - с легкой завистью подумал Тимофей. Он приготовился выслушать рассказ о себе, но, к его удивлению, старик заговорил не по-русски, обращаясь главным образом к горбоносым. Те слушали внимательно, вежливо кивали головами. Старик говорил медленно, и Тимофей по отдельным словам догадался, что разговор скорее всего ведется по-английски.
Тимофей впервые в жизни пожалел, что никогда всерьез английским не занимался, а на вечернем только "сдавал знаки", списывая перевод у кого-нибудь из девчонок.
Горбоносые стали что-то спрашивать по очереди. Старик отвечал каждому очень обстоятельно, иногда указывал на Тимофея. Потом обернулся к сидящим сзади и поднял руку. Тотчас в его руке оказался график, который вчера разглядывал Тимофей. Теперь всеобщее внимание переключилось на график. Последовало еще одно очень обстоятельное, но совершенно непонятное для Тимофея объяснение.
Наконец старик умолк и передал график одному из горбоносых. Тот принялся внимательно изучать его и что-то сказал. Старик сделал знак сестре, стоящей у изголовья, и она осторожно сняла с Тимофея простыню. Тимофей засмущался и хотел закрыться, но ему не дали. И он лежал, не зная, куда девать глаза, а все разглядывали его так, словно никогда не видели ничего более интересного. Затем его осторожно перевернули на живот, и Тимофей засмущался еще больше. К счастью, все это скоро кончилось, Тимофея снова перевернули на спину и накрыли простыней.
