Хорошо это или плохо, было неясно. Но от заманчивой мысли до них дотронуться я решил отказаться. Хотя бы из тех соображений, что не знал, известно ли учителю о моем даре и не получится ли так, что я по неосторожности его покалечу.
Наконец мастер Зен оставил меня в покое, отошел в центр зала и выдал самое странное распоряжение, какое я только слышал: бежать… Бежать до полного изнеможения, пока не упаду.
Зачем ему это понадобилось, он не сказал, а я не спрашивал. Просто побежал по кругу, считая про себя шаги и гадая, насколько меня хватит. Хватило конечно же ненадолго – минут через пятнадцать я споткнулся в первый раз. Еще через десять – во второй. А затем считать шаги стало неудобно, и мне, чтобы не зацикливаться на отвратительно медленно идущем времени, пришлось считать количество падений, которые стали происходить все чаще.
Само собой, возможности нового тела оказались смехотворными. Будучи в здравом уме и твердой памяти, я прекрасно сознавал, что долго не выдержу. Натруженные мышцы, кому бы раньше ни принадлежали, ныли и болели по-настоящему. Заставлять себя бежать с каждой минутой становилось все сложнее. Будь я и в самом деле мальчишкой, то давно бы уже сдался, но воля взрослого – это совсем не то, что воля ребенка. Да и сохраняющаяся во мне эмоциональная пустота позволяла отстраниться от неприятных ощущений. Однако даже с ее помощью меня хватило всего на двадцать четыре падения, после чего я распластался на полу и лишь жадно хватал ртом воздух, гадая про себя, достаточно ли я себя вымотал и как это аукнется на следующий день.
Учитель, вопреки ожиданиям, снова ничего не сказал. Не похвалил, не поругал. Подняв с пола мое обмякшее тело, он просто вернул его в выделенную комнату и, сгрузив на топчан, ушел, оставив меня растерянно моргать в попытке сообразить, что же это было.
Одежду он принес чуть позже. Так же молча положил на стул и ушел, на этот раз – насовсем. Но мне понадобилось почти полчаса, чтобы снова обрести способность двигаться. И еще час, чтобы заставить себя сползти с топчана, дотащиться до бочки и плеснуть в лицо холодной водой. Вода, кстати, уже была чистой. А полотенце, которым я вытерся в прошлый раз, сухим. Видимо, над ними все же поработала магия, потому что следов чужого присутствия в комнате не осталось.
Именно в этот момент я обнаружил, что одна-единственная ниточка из великого множества заклинаний, опутывающих место моего временного заточения, осталась на свободе. Похоже, какой-то ротозей не убрал ее в камень полностью, поэтому крохотный кончик дразняще торчал из стены прямо у меня перед носом. Да, именно здесь, в уборной, рядом с криво стоящей скамейкой, на которую мне пришлось опуститься, чтобы не упасть.
