— Еще раз признательна, сударь. Я вижу, вы понимаете, что такое материнское сердце.
Она ждала, что Мегрэ закатит ей сцену. Когда он усадил ее в дожидавшееся такси, она заговорила только для того, чтобы не молчать.
— Зачем ты взял машину? У вас же такие удобные автобусы. Можешь курить свою трубку — я привыкла.
Мегрэ дал адрес гостиницы и по дороге предложил каким-то особенным голосом:
— Вот что мы сделаем. Впереди долгий вечер. Завтра мы должны быть в форме: нам понадобятся спокойные нервы и свежая голова. Если не возражаешь, пойдем в театр.
— В театр, когда Филипп в тюрьме?
— Ба! Это ж последняя его ночь в ней.
— Ты до чего-то докопался?
— Еще нет. В общем, положись на меня. В гостиной уныло. Делать нам нечего.
— А я-то хотела воспользоваться случаем и съездить навести порядок в комнате у Филиппа!
— Он взбесится. Молодые люди не любят, когда матери роются в их вещах.
— Ты считаешь, что у Филиппа роман?
Вся провинциальность г-жи Лауэр нашла выход в этих словах, и Мегрэ расцеловал родственницу в щеку.
— Да нет, старая ты дурочка! К сожалению, нет у Филиппа романа. Он — вылитый портрет своего папочки.
— Я не убеждена, что Эмиль до брака не…
Ну, разве это не омовение в чистом проточном ключе? Приехав в гостиницу, Мегрэ заказал места в «Пале Ройяль», затем, в ожидании обеда, написал письмо жене.
Об убийстве Пепито и аресте племянника упомянуть он забыл.
— Сегодня мы с тобой кутнем! — объявил он свояченице. — Если будешь умницей, покажу тебе «Флорию» в самый разгар вечера.
— Но у меня же нет подходящего туалета!
Мегрэ сдержал слово. После изысканного обеда на Бульварах — в гостинице комиссар есть не пожелал — он повел свояченицу в театр и с удовольствием понаблюдал, как она невольно хохочет над водевильными кви-про-кво.[10]
— И все-таки я стыжусь того, что ты заставляешь меня делать, — вздохнула она в антракте. — Знал бы Филипп, чем занимается сейчас его мать!
— Ты забыла Эмиля. Если, конечно, он не приударяет в это время за вашей прислугой.
— Но ей же, бедняжке, давно за пятьдесят.
Труднее оказалось уговорить ее заглянуть во «Флорию»; освещенный неоном вход в кабаре и тот уже внушал ей робость. Мегрэ усадил ее за столик у самого бара, задев на ходу Фернанду, расположившуюся у стойки в обществе Эжена и марсельца.
Как и следовало ожидать, появление добропорядочной провинциалки в сопровождении бывшего комиссара вызвало улыбки.
Мегрэ был в восторге. Казалось, именно этого он и добивался. Как бравый подгулявший провинциал, заказал шампанского.
