Том 3 | страница 21



Людские боли и обиды
Бывают вовсе не страшны.
И солнце выйдет на заставы,
Забыв про камень городской,
Сушить заплаканные травы
Своей родительской рукой.
………………………………
Во всяком счастье, слишком зрелом,
Есть червоточинка, изъян,
И только с ним, по сути дела,
Оно вмещается в роман.
Вулканом трещины застонут,
И лава хлынет через край,
Тогда чертит рука Мильтона
Потерянный и Возвращенный рай.
И возмечтать о счастье полном
Решались только дураки,
Что вспять повертывают волны
И шепчут грустные стихи.
Во всяком счастье, порознь жданном,
Есть неоткрытый материк,
Чужая звездная туманность,
Непобежденный горный пик.
Но, не наскучив восхожденьем,
Стремимся к новой высоте,
И каждое твое движенье
Под стать душевной красоте.
Земля нехоженые тропы
Оберегает от людей,
По гроб напуганных потопом
И толкотней ковчежных дней.
На устаревшие двухверстки
Мы полагаться не должны,
И ни Чарджуя, ни Обдорска
Нам измеренья не нужны.
Мы карту новую начертим
Для нашей выдумки — земли,
Куда пути сильнее смерти
Неотвратимо привели.
И в такт лирическим балладам
Романса вздрагивает ритм:
Она идет со мною рядом
И про любовь мне говорит.

* * *

Мы дышим тяжело,
Мы экономим фразы,
Спустившись вниз, в тепло
Сгустившегося газа.
Но здешний кислород,
Расхваленный рекламой,
Почти не лезет в рот,
Хотя он тог же самый,
Который много раз
Когда-то мы вдыхали,
Еще не пяля глаз
На сумрачные дали.
Мы ищем на земле
Соснового озона,
Расцвеченных полей
И летнего сезона.
Целебный кислород
Собрав с лесной опушки,
Сосем, прижавши рот
К резиновой подушке.

* * *

Едва вмещает голова
Круженье бреда
И эти горькие слова
Тверской беседы.
Иероглиф могильных плит
В дыму метели.
Мы сами тоже, как гранит,
Оледенели.
И лишь руки твоей тепло
Внушит надежду,
Что будет все, судьбе назло,
Таким, как прежде.
И мимо слов и мимо фраз
Вдвоем проходим,
И ты ведешь скупой рассказ
Каким-то кодом.
И у окна придется мне
Пред Новым годом
На лунном корчиться огне
За переводом.
Круженье лет, круженье лиц
И снега бисер,
Клочки разорванных страниц
Последних писем.
И одинокий старый храм
Для «Всех Скорбящих»,
И тот, ненужный больше нам,
Почтовый ящик.

* * *

Чтоб торопиться умирать,
Достаточны причины,
Но не хочу объектом стать
Судебной медицины.
Я все еще люблю рассвет
Чистейшей акварели,
Люблю луны латунный свет
И жаворонков трели…

* * *

Я с лета приберег цветы
Для той могилы,
Куда легли бы я и ты
Совсем нагими.
Но я — я все еще живу,
И я не вправе
Лечь в эту мертвую траву
Себя заставить.
Своими я похороню
Тебя руками,
Я ни слезы не уроню
На мерзлый камень.