Последние клиенты покинули ресторан, свет в зале погас, и появился Сван Летелье.
Я осталась сидеть на скамейке.
Повар был в куртке из блестящего черного материала, джинсах и кроссовках, шел он враскачку.
Я окликнула его – и не узнала собственный голос, как будто со Сваном заговорила другая, незнакомая женщина, поселившаяся в моем теле. Наверное, я слишком много выпила – все казалось искаженным, нереальным.
– Сван Летелье!
Кошка спрыгнула на землю и уселась у моих ног. Летелье повернул голову и несколько секунд молча смотрел на меня, не зная, как поступить, но в конце концов сказал:
– Да?
– Я – мать Леонины Туссен.
Он окаменел. Смотрел на меня, как те подростки, которых я до смерти напугала на кладбище, одевшись Дамой в белом. Повар был в ужасе и пытался разглядеть меня, но я находилась в темной зоне, а он стоял на свету, так что я видела его лицо, а он мое – нет.
На улице появилась одна из четырех официанток, подошла к Свану, прижалась к его спине.
– Иди, я тебя догоню, – сухо бросил он.
Девушка поняла, куда он смотрит, узнала меня и шепнула ему что-то на ухо. Наверняка наябедничала, мол, эта баба одна выдула полбутылки вина, смерила меня неласковым взглядом и пошла прочь, крикнув:
– Жду тебя у Тити!
Сван Летелье подошел ко мне и остановился, ничего не говоря.
– Вы знаете, зачем я здесь?
Он покачал головой.
– Вы знаете, кто я?
– Вы же сказали: мать Леонины Туссен, – холодно бросил он.
– Вы знаете, кто такая Леонина Туссен?
– Вас не было ни на похоронах, ни на суде, – ответил он с секундной задержкой.
Я не ждала подобных слов, они прозвучали как пощечина. Я так крепко сжала кулаки, что ногти вонзились в ладони. Кошка смотрела на меня.
– Я никогда не верила, что дети в ту ночь ходили на кухню.
– Почему это?! – В его голосе прозвучали вызов и страх.
– Интуиция. А что видели вы?
– Мы попытались войти в комнату, но в любом случае было поздно.
– Вы поддерживали нормальные отношения с другими сотрудниками?
Мне показалось, что повару стало трудно дышать. Он достал из кармана вентолин, брызнул два раза в рот.
– Я пойду, меня ждут.
Я чувствовала его страх, потому что сама многого боялась. В тот вечер, сидя на скамье напротив напуганного и от этого еще более опасного парня, я тоже чувствовала страх, ясно понимая: если не узнаю правду, моя дочь навечно останется пленницей пожравшего ее огня.
– Я больше не желаю об этом думать, – сказал Летелье. – Советую поступить так же. Случилось несчастье, но такова жизнь. Иногда она причиняет нам боль. Мне очень жаль, правда.
