А я поняла, что, наверное, действительно веду себя глупо. Какая мне разница, что он делал здесь, ведь на мне свет клином не сошелся. Или это прошлая ночь так повлияла на меня? В таком случае, стоит завязывать, присутствие этого мужчины рядом не идет мне на пользу, как личности. Я на мгновение прикрыла глаза, чтобы успокоиться, а потом вздохнула и сказала:
— Извини.
Он кивнул:
— Принято.
Его снисходительный взгляд снова чуть было не поднял во мне волну раздражения, но, чтобы не продолжать этот бессмысленный разговор, я повернулась и продолжила путь. Макс пристроился рядом.
— Сана, послушай, я понимаю, ты расстроена всем происходящим…
Но я перебила его:
— Не в этом дело, — я замолчала, размышляя, стоит ли откровенничать, но по всему выходило, что поговорить мне больше не с кем и продолжила, — я уже почти приняла и смирилась со всем, что происходит. С этими тайнами и секретами, с двойной жизнью отца, даже с тем, что мама мне врет. Просто я не знаю, кому верить.
— Верь мне.
— Почему? — я остановилась и посмотрела ему в глаза. — Почему ты так настойчиво просишь тебе доверять?
— Я хочу помочь тебе.
— Почему? Только не надо говорить сейчас, что я тебе плачу, и ты делаешь свою работу. Сомневаюсь, что кто-то другой за ту сумму, что ты выставил мне смог бы узнать то, что узнал ты. Назови настоящую причину.
Я сложила руки на груди и приготовилась услышать ответ. Хоть какой-нибудь. Но Макс вдруг шагнул и оказался слишком близко ко мне, наклонился, как будто хотел поцеловать и тихим вкрадчивым голосом спросил:
— Разве я не дал понять это прошлой ночью?
Он не отстранился, смотрел в глаза, и мне захотелось поцеловать его самой. Снова попробовать его губы на вкус. Но я усилием воли заставила себя выкинуть это из головы, и сказала то, что думала на самом деле:
— Нет. Ты еще больше меня запутал.
И снова пошла, уводя себя от соблазна. Он только усмехнулся:
— Кажется, нам надо поговорить.
— Честно говоря, не очень люблю разговоры по душам.
— Как хочешь, — небрежно бросил он. — Можем молчать. Иногда язык тела может сказать гораздо больше.
Это был пошлый намек, но тон, которым это было сказано не оставлял сомнений, что слова эти безобидны. Таким странным способом он решил поднять мне настроение и, как ни странно, это сработало. Возмущение вырвалось из меня пополам со смехом:
— Что? Скажи-ка мне лучше, нанятый мной сыщик, ты узнал что-нибудь еще?
— Нет, — посерьезнел он, — но я предупреждал, что потребуется время.
