– Забирайся в проклятую лодку, тупица маленькая! – зарычал Гримнир. Эхо его голоса осквернило тишину. Закачались, как от ветра, сучья; Этайн показалось, что она слышит чей-то отдаленный смех, словно скрывшееся за ветвями зло наслаждалось ее ужасом. Девушка попятилась. Она уже была готова лететь назад сквозь проклятую чащу, но тут Гримнир бросился вперед.
Этайн закричала. Оскалились желтые клыки, вспыхнули, словно уголья, глаза – и его кулак впечатался ей в челюсть, лишив ее сознания.
Когда Этайн проснулась, рядом горел костер: высокое ревущее пламя наполняло поляну светом и теплом. Она лежала, опершись спиной о поваленное бревно, руки были связаны сзади. Челюсть после удара пульсировала тупой болью. Звенело в ушах. Она проморгалась, оглянулась вокруг и попыталась вспомнить, как здесь оказалась – где бы ни было это «здесь».
Место, которое она приняла за поляну, оказалось проплешиной в живой изгороди обрамляющих островок деревьев, поросшим травой уголком, большую часть которого занимало обложенное камнями кострище. Уже полностью стемнело, но Этайн видела вдалеке черное озеро – его поверхность поблескивала, словно темный лед. Падал снег, крупные снежинки с шипением таяли в поднимавшихся к небу красновато-оранжевых языках огня.
Девушка изогнулась в попытке посмотреть, что творится у нее за спиной. На стволах деревьев плясали тени пламени; над головой смыкались пологом сучья, растерявшие под напором зимы большую часть листьев. В дальней части этого пятачка сплелись стволами и кронами ясень и могучий тис, основания деревьев друг с другом не соприкасались. Между ними как раз хватало места для прохода сквозь живой частокол – зловещих черных врат к сердцу острова. Девушка увидела в паре шагов от себя Гримнира. Он тоже смотрел на темный проем.
– Почему ты связал мне руки? – невнятно пробормотала Этайн. Ее челюсть опухла, а серебряный крестик Хрольфа исчез; Гримнир, без сомнения, утопил его на дне черного озера.
Он не шелохнулся. Глубоко вдохнул – так, что поднялась грудь, помедлил, выдохнул. Когда он наконец обернулся, его выпуклый лоб прорезала морщина.
– Даже здесь воняет тебе подобными, – сказал он. И подошел ближе.
– Развяжи.
Негромко рыкнув, Гримнир усадил ее прямо и убедился в крепости узлов на ее запястьях.
– Пока посидишь так.
– Что? Почему?
– Для твоего же блага, – Гримнир обошел костер и сел на пень дуба. Его глаза встревоженно и ярко поблескивали в темноте.
Этайн поелозила, устраиваясь поудобнее. Хотя Гримнир не затягивал веревки, они удерживали руки девушки под неудачным углом. Он так ее наказывал? Хотел проучить за то, что пыталась сбежать?
