– Все в порядке, герр Питер.
– Так чего ты стоишь, волоки сюда, не томи душу, – вскочил в нетерпении Петр.
Денщик выглянул в коридор, и в комнату, держа кресло и тяжело пыхтя, ввалился Ботало.
– Вот оно, – устало улыбаясь и стирая со лба пот, сказал он.
– Ага, – торжествующе сказал Петр, – нашел! А я что говорил. Где нашли?
– Там же, в лесу, и стояло, – насупившись, ответил Ботало.
– Говорил тебе – место перепутал.
– Никак нет, – упорствовал Ботало, – поначалу он был, потом не было, а потом снова был.
– Тьфу ты, дурья башка, ужель так бывает?
– Нечисто это, ей-богу, нечисто, – взглянув на государя, вдруг горячо зашептал барабанщик. – Вот и он. – Ботало показал на Павла. – Появился невесть откуда. Сначала не было, а потом свистнуло что-то, и есть. Я уж, грешным делом, решил, что задремал ненароком, а теперь, мыслю, нечисто все это.
Петр посмотрел на него, на Павла, снова на барабанщика.
– Эх ты, нечисть, – сказал он, – как чего не понимаем, так сразу и нечисть. Не спал бы на посту, не плутал бы по лесу, так и на нечисть кивать меньше бы пришлось.
– Можа, и так, а это тогда что? – И он торжествующе достал из-за пазухи прозрачный целлофановый пакет, в котором лежало что-то обернутое бумагой. – Когда я этого уводил, на стуле ничего не было, а теперь вот. – И он протянул пакет государю.
Поначалу Павел даже не сообразил, что вызвало такое изумление барабанщика и государя. И лишь когда Петр, изумленно восклицая, стал мять пакет и рассматривать его на свет, понял, что полиэтилен для века, где в избах до сих пор в окна натягивали бычьи пузыри, вещь, конечно же, удивительная и уникальная.
А когда царь, отложив в сторону пакет, развернул бумагу, которая также вызвала его удивление, пришло время удивляться и ему самому. Он даже не удержался от восклицания, и все разом обернулись к Павлу.
– Бабушкин пирог, – еще не веря глазам, проговорил он, – наверное, с капустой.
– Бабушкин? – переспросил Петр. – А ну-ка попробуем.
И отломал от круглого, в форме сковороды, пирога приличный кусок.
– Вкусный, – через минуту отметил он, – только не с капустой, а с курицей и еще не пойму с чем. Бери, пробуй сам. – И он протянул Павлу кусок.
Тот, еще не оправившись от удивления, только сейчас понял, что уже порядком проголодался. И, не переставая размышлять о том, как мог попасть пирог в семнадцатый век, он отдал честь бабушкиному пирогу. Но, даже съев его, Павел так и не нашел ответа на мучивший его вопрос.
