– Как расставлять?
– На каждое место – одну большую и одну маленькую. Вы справитесь!
Генри кивнул и начал расставлять тарелки с торца стола. Я накрывала на стол с противоположного конца. Как всегда, я не могла не смотреть на его руки, которые сейчас занимались тарелками. Какая точность движений – своего рода экономия. Не слишком много, не слишком мало. Я отвернулась и принялась сама сосредоточенно раскладывать приборы.
В детстве Нур звала меня Фрёкен Дзынь, потому что я часто разбивала стаканы и тарелки. По системе воспитания Нур, раздел “работа” и “деньги”, полагалось убирать за собой, если что-то разбил. К тому же следовал вычет из недельных карманных денег. “Ты должна усвоить, что вещи не достаются бесплатно”, – твердила Нур. Но сейчас я ничего не роняла. Мы с Генри двигалась друг за другом с большими и малыми тарелками, потом с салфетками, ножами, вилками, еще приборы, винные бокалы (которые понемногу прибывали – их приносили Юн и Лотта), не говоря друг с другом, молчаливая и гармоничная хореография, наши движения вокруг стола так согласованны. Еды и напитков становилось все больше. Наконец мы закончили, и все расселись.
Удивительные люди собрались за столом и начали передавать друг другу блюда. Маленькие бутербродики-канапе трудно сказать, из чего состояли. Красноватая смесь, зеленоватая, какие-то листочки, кубики копченого мяса, ломтик бледной рыбы. Это было некое рыбно-мясное соответствие “Печенью семи сортов”[8]. Полковник, расположившийся рядом со мной, передавал блюда мне, а я передавала их Генри, сидевшему напротив меня. Рядом с ним сидели сначала Лотта, потом Франциска; взглянув на ее тарелку, я заметила, что она, разумеется, не положила себе ничего, кроме двух микроскопических кусочков, которые теперь и гоняла по тарелке. Ну что тут скажешь. Не так много немолодых женщин способны оставаться в телевизоре год за годом. Когда большинство из них приближается к пятидесятилетнему рубежу, руководство просто меняет этих женщин на юные дарования. На женщин, которые меньше капризничают и дешевле обходятся. Которые уступчивее. Франциске, с зятем – министром информации, конечно, было проще: я как-то слышала, как она высказывалась об этом. Связи – сила, без них нечего и пытаться чего-то требовать. Но набирать вес, естественно, нельзя.
Франциска заметила, что я взглянула на ее тарелку, и ее взгляд прошелся по моей, переполненной.
– Вы, наверное, проголодались?
Уголками ее губ хоть бумагу режь – такой острой была улыбка. Я хотела ей что-нибудь ответить, пристально посмотреть, дать ей понять – я заметила, что она хочет помыкать мной, но быстро сообразила, что вступать в схватку не стоит. Я уткнулась в собственную тарелку, невнятно бормоча. Вдруг все-таки она вообразит, будто заткнула и смутила меня.
