Он окидывает меня взглядом с ног до головы: мою прическу, макияж и все остальное.
– Пять тридцать, – с нескрываемой гордостью в голосе говорю я.
– У меня телефон вырубился. Я проспал. Черт!
Он трет ладонями лицо, и футболка у него на животе слегка задирается, обнажая пупок. Кажется, я сама готова вырубиться, как тот телефон. На этом плоском твердом животе при желании можно было бы без проблем подписать какой-нибудь важный документ. Шариковой ручкой.
Безопаснее, напоминаю я себе инстинктивно в ответ. Безопаснее. Одно это слово дает мне силы сфокусировать взгляд на чем-то еще, кроме его лица и тела.
– Слава богу, ты проснулась, – вздыхает он.
Можно подумать, я спасла ему жизнь.
– Пустяки.
– Ты же… не только что пришла домой, нет?
Он переводит взгляд с моего накрашенного лица на мой наряд, и в его глазах на мгновение мелькает боль. Он что, решил, я была с мужчиной?
– Я допоздна работала в баре, а потом поставила себе будильник, как большая девочка. Я была здесь. И всегда буду здесь.
Том с облегчением выдыхает. Потом опускает руки, и полоска кожи между футболкой и поясом исчезает из виду. Я тоже выдыхаю.
– Ты как-то раз сказала мне, что плохие девочки ложатся спать в шесть утра.
Развивать эту тему я не намерена.
– Так вода в доме уже перекрыта или еще нет?
– Нет, еще не перекрыта. – Он в смятении скрывается в палатке. – Черт, ребята будут тут с минуты на минуту!
До меня доносится шорох натягиваемой одежды. Зря палатки сейчас делают такими плотными.
Я возвращаюсь к себе и приношу Тому новенький портативный аккумулятор, который купила вместе с телефоном. Еще одна жалкая попытка продемонстрировать ответственный подход.
– На, воткни свой мобильник.
– Да уж, хорошенькое начало, нечего сказать, – бормочет он себе под нос и протягивает руку за аккумулятором. – Пожалуйста, не говори Джейми, что я проспал. Он потом будет это припоминать мне при каждом удобном случае.
– Не переживай. Я же знаю, что он за человек. Разговоров хватит на много лет. Но до работы тебе сегодня добираться примерно ярдов тридцать, так что никуда ты не опоздаешь. Все будет в полном порядке. – Мне больно видеть, как строго он себя судит. – Даже если бы ты проснулся в девять утра, ничего страшного не случилось бы.
– Нет, случилось бы, – отзывается он из своей палатки с ноткой раздражения. – Все, что я делаю, должно быть идеально.
В его устах это слово звучит как бремя. И это я навесила его на Тома. Мы все навесили.
Я иду в туалет, потом чищу зубы и обхожу пустой дом. Волшебный утренний свет косыми лучами бьет в окна. У меня такое чувство, что все происходит слишком быстро; в суете сбора вещей и попыток не сталкиваться с Томом я совершенно забыла, что все это вот-вот останется в прошлом. Я не готова попрощаться с этим. Подхожу к стене и глажу ее, чувствуя, как старые обои потрескивают под пальцами. Ну почему нельзя сделать так, чтобы все это существовало вечно?
