Он не собирался отдавать Брунхильду. И чем сильнее ее просили, чем больше ей сулили, тем меньше он хотел ее отдавать. Сейчас он сидел и думал, как отказать графу. Только лишь об этом. А еще он думал о том, что она станет графиней и получит свадебный приз в две тысячи талеров и поместье по Вдовьему Цензу. И, может, так ей будет лучше, но… Станет ли лучше ему без нее? Нет. Перебьется она без графского достоинства.
Перебьется без серебра и поместья. Она останется при нем. И даже уже женитьба на ней перестала казаться ему оскорбительной. Он уже и не вспоминал, что она была трактирной девкой когда-то.
Когда же то было! Плевать на то. Все, чего он сейчас хотел, так это что бы она всегда была при нем, больше ничего. И если при этом она потребует от него вести ее под венец, то… Он согласится.
И он нашел способ отказать графу. Он собрался сказать тому, что она ему вовсе не сестра, а беспутная девица, подобранная им в деревне Рютте.
— …И неплохо было бы в то поместье съездить, посмотреть, каково оно, — бубнил брат Семион.
— Дай-ка мне бумагу и перо, — сказал Волков, не слушая его.
Пока монах отходил за письменными принадлежностями, на дворе раздался шум. Крики какие-то, и явно звучало его имя. Он насторожился и прислушался. Так и было:
— Господин дома? Дома? — кричал высокий голос, обладатель которого готов был сорваться на плач.
— Что там еще? — Волков встал. — Мария, кто там?
— Я сейчас выясню, — обещал монах и быстро пошел к двери.
Но не успел до нее дойти. Сначала в дом влетела перепуганная Мария, потом вошел Максимилиан, а за ним вбежал мальчишка.
Это был младший сын жены Брюнхвальда. Кавалер не знал его имени. Он не мог говорить, от волнения он подвывал и задыхался.
— Прекрати выть и успокойся. Говори, что случилось? — строго сказал кавалер.
— Господин, — всхлипывал мальчишка и тут же подвывал, — господин, ротмистра убили!
Тот страх, к которому Волков почти подготовился, навалился на него:
— Кого? — строго спросил он. — Да прекрати ты выть! Кого, говорю?
— Брю… Брюнхвальда, господин! Ротмистра Брюнхвальда.
— Кто? — мрачнея, спросил кавалер.
— Ротмистра Брюнхвальда, господин, — мальчишка, уже не сдерживался, он начал рыдать.
— Дурень, я спрашиваю, кто убил его? — заорал Волков. — Где он?
— Дома!
— Дома? У себя дома?
Но мальчишка завыл и, залившись слезами, отошел от него и сел на лавку, словно и не слыша кавалера.
Волков стал холоден, сух и деловит. Ни тени волнения, ни эмоций, он опоясывался мечом, колючим взглядом осматривая своих людей. Все они смотрели на него, ждали его слова, и он сказал абсолютно бесстрастно:
