Голос мамы звучал как-то странно; возможно, он был сдавленным от волнения и явного страха.
Сефора закрыла глаза и попыталась прогнать страшные воспоминания. Она не могла даже думать о том, что с ней только что случилось. Ей казалось, что она как-то отдалилась от окружающих ее людей, от берега реки, даже от земли, на которой она сидела.
Может, все дело в шоке? Или какой-то другой недуг овладел ею оттого, что она наглоталась воды? Ужас заклубился в ней, унося краски дня, все тело покрылось липкой испариной. Потом ее окружил мрак.
* * *
Ночью она проснулась в особняке Олдфордов на Портман-сквер. На потолке плясали тени от пламени свечи, стоящей на столике возле ее постели; в камине пылал огонь.
В кресле рядом с ее кроватью сидела сестра Мария; она спала. В комнате было тепло, и Мария сняла шаль и осталась в одной ночной сорочке. Се-фора улыбнулась и потянулась. Ей стало лучше; она почти пришла в себя. Она жива, ей ничто не угрожает; она в тепле. Приподняв правую ногу, она заметила повязку на лодыжке. То место немного саднило, а во всем остальном… она наскоро осмотрела себя. Боли она не чувствовала, могла двигать руками и ногами.
Вдруг ее словно ударили кулаком в живот: она вспомнила губы, которые прижимались к ее губам под водой. Там, во мраке, ее спаситель поделился с ней воздухом. Он отдал ей свой последний драгоценный запас. Сердце у нее часто забилось, и она заворочалась в постели. Шорох разбудил Марию. Сестра тряхнула головой и открыла глаза.
– Сефора, ты выглядишь гораздо лучше.
– А как я выглядела раньше? – Собственный голос показался ей чужим: сдавленный, хриплый… Она невольно закашлялась.
– Полумертвой.
– Жеребец?..
– Когда ты выехала на мост, он вдруг встал на дыбы и сбросил тебя. Конюх говорит, что его ужалила пчела. Отец поклялся, что продаст жеребца гораздо дешевле, чем за него заплатил, потому что он больше не желает его видеть.
В глубине души Сефора тоже обрадовалась, что ей не придется больше видеть жеребца.
– Ты помнишь, что произошло? – В голосе сестры послышались новые нотки; она говорила многозначительно и с любопытством.
– Кажется, меня кто-то спас?
– Не просто «кто-то». Тебя спас лорд Дуглас, Фрэнсис Сент-Картмейл, которого в обществе считают паршивой овцой. Сейчас весь Лондон только о вас и говорит!
– А где был Ричард?
– Он скакал за тобой. Когда жеребец сбросил тебя, он просто оцепенел от страха. Не думаю, что он умеет плавать. И уж конечно, он не бросился тебя спасать, в отличие от Сент-Картмейла. Тот мигом скинул сапоги и нырнул в воду.
