Вот уже три недели как Опекун не ставил подков — ни коров к нему не приводили, ни буйволиц, ни лошадей, ни ослов. Опекун жалел неподкованную скотину и говорил, что, когда ящур кончится, ему придется работать не покладая рук, потому что вся скотина вокруг будет босая, а когда скотинка босая, ей так больно, словно она по гвоздям ступает. В деревне ходили слухи, будто в некоторых местах эпидемия приняла такие размеры, что скот просто уничтожают: ветеринарные власти обливают его соляркой и сжигают. Напоминая мне об этом, Опекун тем самым подчеркивал, какому риску он подвергается, перегоняя козу от дедушки до деревни. Я подумал, что легче было бы пролезть в игольное ушко, чем обойти все возможные и невозможные ловушки на нашем пути. Но так или иначе мы пустились в путь и обратной дороги не было! Брод мы проскочили, и Опекун решил переходить реку пониже сада, там тоже не так глубоко, когда-то, правда, была мельничная запруда, но теперь ее нет, и, когда вода спадет, реку можно перейти и даже на телеге переехать.
Пройдя еще немного по берегу, мы дошли до этого места, коза упиралась, но Опекун тащил ее спереди, я подталкивал сзади, и — где по дну, где вплавь — коза выбралась вместе с нами на противоположный берег. «Вымокли, — сказал Опекун, — но ничего, погода теплая!» Безо всяких приключений мы прошли в километре от села, в селе лаяли собаки, но нас не учуяли. Дальше Опекун счел наиболее безопасным идти по частным виноградникам, где нет ни сторожей, ни ветеринарных патрулей и даже дороги заросли травой. Кое-где попадались старые лачуги и шалаши, но людей не было. Мы поднялись к виноградникам по каменистой дороге, в низине под нами горел костер и виднелся свет керосинового фонаря. Это был противоящурный кордон. Опекун показал мне костер и предположил, что патруль печет на углях молочную кукурузу, иначе зачем ему такой большой костер. Пусть себе печет молочную кукурузу, не подозревая о том, что мы с моим опекуном и с дедушкиной козой пробираемся в темноте.
«Как тот мужик с жердью-то испугался! — сказал Опекун и засмеялся. — Вместо того чтобы нам испугаться, вон как дело повернулось — он в штаны наложил. Небось за лесников нас принял!..» Пока он это говорил, дорога, по которой мы шли, стала уходить в землю, точно траншея, а когда мы из этой траншеи выбрались, нас ослепил свет.
Нас освещали ярким фонарем «летучая мышь». Посреди виноградника перед нами вырос какой-то навес и шалаш. Человек, вышедший с фонарем из шалаша, при виде нас тоже удивился. Опекун узнал его и двинулся с козой ему навстречу. Фонарь светил очень ярко, можно сказать, ослепительно, и я увидел под навесом двух лошадей с торбами на шеях и передвижной котел. Котел, смонтированный на телеге, дымился. Когда Опекун и человек с фонарем разговорились, из шалаша вышли еще трое, один из них был сильно навеселе.
