Вероятно, последний вывод исчерпал весь запас информации и советов, которыми Стивенс желал поделиться. Он погрузился в молчание и долго лежал с закрытыми глазами. Между тем солнце поднималось все выше, согревая землю; легкий ветерок шевелил листвой мескитовых кустов; птицы слетались к ручью, чтобы искупаться на мелководье. Дьюан дремал, удобно сидя у небольшого костра. Вскоре, однако, какой-то посторонний шум заставил его пробудиться. Стивенс снова заговорил, но тон его теперь совершенно изменился.
— Его зовут… Браун, — бормотал он. — Мы повздорили… из-за лошади, которую я увел у него… в Хантсвилле. Он первый украл ее. Браун один из тех подлых трусов, что пакостят исподтишка. Воруют, а строят из себя честных. Послушай, Бак, может, тебе доведется когда-нибудь… встретить Брауна… Ведь мы с тобой… товарищи…
— Я не забуду, если когда-нибудь встречу его, — сказал Бак.
Его слова, казалось, принесли удовлетворение умирающему. Он попытался приподнять голову, но силы уже оставили его. Какая-то необычная тень начала постепенно наползать на его загорелое обветренное лицо.
— Ноги мои почему-то стали чертовски тяжелыми… Ты уверен… что снял с них сапоги?
Дьюан поднял сапоги, но едва ли Стивенс уже мог видеть их. Он снова закрыл глаза и бормотал что-то неразборчивое. Потом он уснул. Дьюан знал, что это был его последний сон. Перед закатом Стивенс проснулся, и взгляд его, казалось, немного прояснился. Дьюан сходил за водой, ожидая, что умирающий захочет напиться. Но когда он вернулся, Стивенс больше уже ничего не хотел. Все в нем как-то необычно посветлело, и Дьюан внезапно понял, что это означает.
— Товарищ, ты… не оставил меня… — прошептал умирающий.
Дьюан различил довольную нотку в его голосе, проследил едва заметное выражение удивления на его загорелом лице. В эти минуты Стивенс походил на малого ребенка. Для Дьюана они были печальными, тягостными, наполненными великим сокровенным таинством, постичь которое он не мог.
Дьюан похоронил своего попутчика в небольшой зеленой долине-арройо, соорудив надгробие из кучи камней, чтобы отметить его могилу. Покончив с этим, он оседлал гнедого, повесив на луку седла оружие его бывшего хозяина, сел верхом на своего коня и отправился дальше в медленно надвигающихся сумерках.
Спустя два дня, где-то перед полуднем, Дьюан со своими двумя лошадьми завершил последний подъем по исключительно трудной дороге, которая вывела его на вершину плоскогорья Рим Рок, раскрыв перед ним великолепную панораму с прелестной зеленой долиной внизу у подножья, желтой медлительной Рио-Гранде, лениво поблескивающей на солнце, и огромной, дикой, скалистой мексиканской пустыней, протянувшейся далеко к югу.
