Последовала вспышка, за ней раздался грохот, словно рушился горящий дом. Я в ужасе зажмурил глаза. Когда я их снова открыл, то увидел, что нахожусь в другом месте. Возможно, в каком-то дворе, окружённом низкой каменной стеной. Вокруг толпились люди в обычной одежде, на их лицах застыл испуг. Некоторые пятились от стены. Одна женщина, отвернувшись, закрыла лицо руками и закричала. Лишь тогда я догадался, что стою в костре, а вокруг пляшут языки пламени.
– Беги, идиот! – завопил Спаркс.
Я побежал, прижимая к груди горящего кролика. Проскочил мимо женщины, которая в ужасе попятилась. Другие прохожие, уступая дорогу, кинулись врассыпную.
– Левее! – хрипло и устало скомандовал Спаркс.
Я повернулся и бросился в пустоту между двумя кустами сирени, боясь, что подожгу их. Но пламя начало стихать. Позади ещё кричали люди. Я понёсся ещё быстрее.
Через несколько минут Спаркс снова заговорил, на этот раз спокойнее и на человеческом языке:
– Думаю, можно остановиться.
Пытаясь отдышаться, я опустил зайца на землю. Присел и положил руки на колени.
– Где мы?
– Комо-парк, костровая яма.
Голос Спаркса звучал слабо, хотя и довольно резко.
– Там, где я смог найти ближайшее несвязанное пламя.
Я вдруг вспомнил это место. Я часто играл в подобных ямах, когда мы жили недалеко отсюда. Комо считался самым большим парком в Сент-Поле.
– Значит мы около леса на западе. Дай сообразить, сумею ли я найти дорогу домой.
Спаркс кивнул. Но одна мысль не давала мне покоя.
– Если всё это время мы могли перемещаться по огню, зачем нам понадобился железнодорожный мост?
– Затем, что дорога огня не так легка, как кажется, – объяснил заяц.
Сообщив это, он как-то аккуратно сполз вниз и растянулся на траве.
– Спаркс!
Заяц не отвечал. Он едва дышал, а его мех поседел под цвет пепла.
– Спаркс?
Я наклонился и дотронулся до его плеча, он не ответил. Его тело было намного холоднее обычного. Меня охватила дрожь, к горлу подступила тошнота. В поисках помощи я стал оглядываться по сторонам.
И тут до меня донёсся голос бабушки Элизы. Она умерла, когда мне едва исполнилось пять лет, но её улыбка и голос остались со мной навсегда. Я помнил её как добрую и сильную, хотя и хрупкую женщину. Она всегда давала нам с мамой хорошие советы. Я вспомнил слова, которые бабушка говорила мне и которые до этого момента не имели никакого смысла: «Когда-нибудь, дитя, ты увидишь, как что-то пошло не так, и подумаешь: кто-то должен помочь! Запомни: этот кто-то – ты сам».
