И с величайшими муками поменяла шило на мыло. Только к «мылу» прибавляешь уважительное отчество – видимо, в подтверждение того, что мучилась не зря. Был просто Вадим, теперь – Данила Дмитриевич. Но ты по-прежнему сотрясаешься от рыданий! Так твоей ли коровушке мычать…
Риторика Катина будет не язвительной, а сочувствующей. И сольются их с Анной голоса в мелком бисерном сетовании, – вместе им слишком весело для того, чтобы огорчиться всерьез! – о том, как тяжела их общая миссия с тайным смыслом. Смысл тайный и с годами не проясняется, а затуманивается. Ну зачем же они всеми перстами вцепились и держатся за своих невыносимых и неприкаянных, с отчеством и без оного? Если все так беспросветно, и никакой радости, и никакой гармонии, то какого лешего столько лет на них убито и не пора бы открыть кастинг на сайтах знакомств, уехать бебиситтером в Калифорнию, вернуться к родителям на Урал…
Постылые варианты на выбор станет перечислять Анна.
Постой, постой, – заартачится Екатерина. Гармонии, может, и не было, но радость-то, радость была! Она накрывает как волна, и предъявлять ее, как паспорт, никому не нужно. Она для каждой твари божьей своя. Кому хорошо перетряхать нутро в атлантическом шторме, переплывая на яхте с одного Канарского острова на другой, а кому – в «Икее» купить этажерку провизорской наружности. А кого прет от того, что кубышка растет, и санузлов в жилище все больше, и движок у тачки все мощнее. И любая радость имеет смысл без всякого оправдания в налоговой и товарищеских судах. Ныне и присно.
Екатерина умела идеологически взбодрить. Она вдруг произнесла с неожиданной резкостью в голосе:
– Знаешь, есть такой человек… Он может помочь. Только слушай сейчас внимательно.
И от этой фразы полетело эхо в прошлое и будущее одновременно. Анна слушала невнимательно, не проникаясь знамением. За добрый порыв, конечно, спасибо, но пропущу сказку о Настоящем человеке мимо ушей. Как в такое верить?! Даже из Катиных уст. Дело не в Катюше, просто питерские рецепты не действуют в Москве. Примерно как имена Бога, которые имеют этническо-географическую привязку. В Индии скорее помогут Будда, Кришна или Ганеша, нежели Христос, Аллах или Иегова. Что отнюдь не расшатывает вероисповеданий, как полагала Анна. Однако своим спорным тезисом не злоупотребляла, просто знала про себя: то, что в Питере в самый раз, в Москве не катит. Но Екатерина непривычно настаивала. «Есть такой человек» казалось смехотворным заклинанием, которое, впрочем, сумело произвести гипнотический эффект. Потому что пока живу, надеюсь. Очень сложно запретить себе верить в Такого человека… как сумрачно выражался Вадим, «одного из тех четырех, что понесут твой гроб». Бр-р, чур меня, чур, отгоняйте катафалк, я пока пешочком! Так отмахивалась Анна от пугающих образов, порожденных весенними депрессиями бывшего мужа. Но бывший муж все никак не становился бывшим – цепкие у него образы, и время от времени хотелось поговорить с ним по-хорошему. Не то чтобы обратно под его холерическую пяту, но на денек вернуть все как было, проплакаться, отмокнуть, – да хотя бы постирать белье в его стиральной машине, что когда-то мнила себя совместно нажитым имуществом. За что было перед Данилой Дмитриевичем стыдно. Анна даже сознавалась ему в своей печали. Данила сам просил о честности. Но даже будучи разочарован ею, все равно испытывал горькое торжество от того, что все его подозрения оправдались. И вот тогда приходилось с трепетным гневом опровергать, спорить, доказывать, посыпать голову пеплом полуправды. «Нет, ты не понял, я имела в виду совсем другое. Я скучаю не по Вадиму, а по той жизни. Нет, это не значит, что мне в ней было хорошо!.. А что же значит?
