— Аркадий, ты мне пока не нужен, — тихо произнес Советник.
— Слушаюсь, Феликс Маркович, — прошептал молодой человек в черном костюме — практически брат-близнец провожавшего нас референта.
Он быстро собрал разложенные на столе документы и направился к выходу.
Не предложив нам сесть и не представившись, Советник высокомерно бросил Ремезову:
— Попросите своего секретаря подождать в приемной. Разговор конфиденциальный.
Не сразу осознав, что речь идет обо мне, я с возмущением уставилась на полковника — никогда и нигде меня еще не называли секретаршей! Но тот, улыбнувшись мне уголками глаз, промолчал, предоставив самой разруливать ситуацию.
Ну и ладно!
— «Секретарь», как вы изволили выразиться, является старшим лейтенантом и главным следователем по интересующему вас делу. Выставляя меня за дверь, вы лишаете себя возможности получить информацию из первых рук! — выпалила я.
Советник, недовольно поджав губы, уставился на меня.
— Старший лейтенант?! — презрительно бросил он в мою сторону. — Хм…
С силой втянув в себя воздух, так, что было видно, как напряглись жилы на худой морщинистой шее, он процедил:
— Потеряно четыре дня. Впустую. Номер Двадцать два так и не найден.
Ах вот как они называют Андрея — Номер Двадцать два!
— Плохо работаете. Отвратительно! Недопустимо! — продолжал Советник. Каждое его слово било наотмашь.
Не люблю, когда меня ругают. Особенно тогда, когда я ни в чем не виновата.
— Вас неправильно информировали. Дело в работе всего двое суток, и за это время мы многое успели. Кроме того, если бы нам с самого начала дали правдивую информацию, мы продвинулись бы гораздо дальше. Я не исключаю, что и сейчас от меня что-то скрывают, — завелась я.
Пропустив последнюю фразу мимо ушей, Советник сухо осведомился:
— И что же включает в себя это «многое»?
— Мы проверили родственников и знакомых, воинскую часть, ЦМСЧ 77. Установили наблюдение…
— И? Есть результат?
— Пока нет, но…
Я с надеждой посмотрела на Шефа — пора бы и ему вступить в диалог. Но полковник молчал, флегматично разглядывая противоположную стену кабинета. И хотя Шеф умеет держать лицо как никто другой, но я-то с ним уже четыре года! Такое лицо, как сейчас, у Ремезова становилось всегда, когда он не выносил собеседника, но по независящим от себя причинам не мог прекратить общение.
— Что вы собираетесь делать дальше? Доложите план работы, — приказал мне Советник.
Только мой непосредственный начальник, то есть полковник, имеет право требовать от меня что-то «доложить», и кабинет с видом на Красную площадь вряд ли дает такое право Советнику. Но Кремль — все же не то место, где стоило показывать норов. Тем более, что никакого особого плана у меня не было, все планы были (или не были — не знаю) в голове Шефа, а он молчал, продолжая «делать лицо», уставившись в пространство поверх головы Советника. Поэтому я сказала первое, что пришло в голову:
