Утром в проходной учителю передали больного. Он действительно уже не походил на того Душанбу, каким привели его в Ашлак. На нем была чистая пижама, на ногах — тапочки, и только на голове все еще топорщились неаккуратно подстриженные волосы. Нетронутой оставалась и борода — черная и жесткая, словно моток тонкой проволоки.
Насыров поглядел Душанбе в глаза. Ему хотелось увидеть перемену, которая произошла в них. Вместо безумия и страха он заметил в них тупое равнодушие.
— Чем я заслужил ваше внимание, уважаемый? — спросил Джура Насырович. Душанба молчал, глядя в землю.
— Мне показалось, что вы добрый человек, — наконец ответил он.
— А если вы ошибаетесь?
— Тогда ошибаюсь не я, ошибается аллах, который услышал мою молитву, таксыр.
— О-о! — воскликнул учитель. — Аллах и молитвы не помогут. Я — неверующий. Совсем неверующий.
Насырову казалось, что он разговаривает с человеком, которого однажды уже где-то встречал. Как знакомы эта мягкая, едва уловимая картавость в голосе, неторопливая жестикуляция, манера поджимать губы.
Выйдя из больницы, они отправились на автобусную остановку.
— Как я должен называть вас?
— Ваши ребята назвали Душанбой — зовите и вы так.
— Душанба? Но…
— Не все ли равно? — перебил Душанба. — Какая разница — как меня звать?
— Допустим, что так, — сказал Насыров. — Но мне не безразлично знать, почему вы написали записку именно мне, а не кому-нибудь другому.
— Вы — учитель, умный человек и скорее поймете, что сумасшедший дом — не дом отдыха…
— Но вы могли не быть там, уважаемый Душанба, — строго заметил учитель. — Вы повели себя так, что даже дети не сомневались в том, что вы душевнобольной человек. Теперь, быть может, вы объясните все?
— Нет! Нет, я не могу этого сделать, таксыр, — всполошился Душанба. — Это тайна, и я не могу о ней говорить. Не могу!
— Как знаете, — тихо и недовольно проговорил учитель. Говорить больше было не о чем. Они молча сели в автобус. Пассажиры разглядывали Душанбу с удивлением и жалостью. А он опять походил на безумного. Глаза горели, лицо дергалось, мелкой дрожью тряслись плечи. «Ловко у него получается, — думал Джура Насырович. — Прикидывается. Но кто скрывается за этой косматой личиной?..»
— Куда вы меня поведете? — спросил Душанба, когда они вышли из автобуса.
— К доктору, — твердо сказал учитель. — К самому Мирзакул-табибу, с которым вы уже знакомы.
— Ради аллаха всемилостивейшего! — взмолился Душанба. — Отпустите меня, и я всю жизнь буду молиться за вас.
