Интересно, что стало бы с Арнольдом, узнай он ту жестокую правду, о которой так нелепо стало известно его внуку?
Маркус поморщился. Эти мысли никогда не приносили ничего хорошего, одно только разочарование глубиной в целую бесконечность. Никто ничего не знал, никто ни о чем не подозревал и вряд ли даже мог себе представить то, что уничтожило в семнадцатилетнем юноше любое желание стать великим Ротманом, о которых в их семье слагали чуть ли не целые легенды. Эта мерзкая правда убила бы его мать, что хоть и обладала острым умом, отличалась душевной гармонией и исключительным самообладанием, но всё же была ранимой и порой наивной женщиной. И это придавало ей особый шарм и притягательность, что до сих пор уютным, как от неспешного огня в камине теплом, разливалось в зачерствевшей душе Маркуса. Она выросла в семье простых учителей и по её же собственным словам видела для себя точно такое же будущее. Но случайная встреча с Ламмертом Ротманом уничтожила её сухие планы на жизнь, превратив в сильную женщину, оберегающую свою семью от любых невзгод, точно цербер. Собственно, семья и стала для неё работой, в которой никогда не было выходных.
Непослушные мысли невольно вернули его на тринадцать лет назад, в огромный загородный дом, что принадлежал всему семейству Ротман. Он оживал только по большим праздникам, когда две враждующие стороны садились за один большой стол и не стесняясь, лицемерно улыбались друг другу за бокалом шампанского. Это случилось в Рождество, когда пушистые хлопья снега превращали всё вокруг в настоящую сказку…
Чертыхнувшись, Маркус завернул черное полотенце на бедрах и провел ладонью по квадратному запотевшему зеркалу. Щекоча, вода стекала по его коже. Это ощущение напомнило ему то слабое и едва уловимое касание холодного шелка, случайно задевшего его пальцы.
Нет, это вышло совершенно не случайно. Когда его взгляд опустился на покрасневшее женское запястье, от сквозняка, что шел с лестницы, края красного платья чуть шевельнулись. Именно там, где высокий разрез оголял стройную ножку. И тогда пальцы Маркуса осторожно коснулись холодной ткани, оставив её бойкую хозяйку в неведении.
Он усмехнулся, окуная электрическую зубную щетку в плоскую коробочку с синей пастой. До чего же эта девчонка несносна, кто бы знал! Ему хотелось придушить её, когда она назвала его болваном при своем дружке. У того было такое чудно́е выражение лица, словно он в штаны навалил. Нет, эта негодяйка определенно многое себе позволяла и он, Маркус, никак не мог понять, что именно вселяло в неё эту глупую уверенность в себе. Она как будто не боялась, что за свои оскорбления может получить по шее в виде увольнения. И вырядилась же в такое платье… Оно было чересчур откровенным и облегающим. Не мудрено, что все мужики в зале таращились на неё с платочком у рта. Но надо сказать, что эту откровенность она несла с каким-то знакомым для него достоинством и чувственностью, которая для Лейлы, например, была абсолютно недоступна. Что-то подобное он наблюдал у своей матери.
