— А скажи-ка, добрый наш хозяин, — вкрадчиво осведомился Хравен, — можно ли взглянуть на тела тех несчастных, кому не повезло пасть от рук драугров? Одним бы глазком…
— Вот этого, герре сейдман, как раз никак нельзя, — развёл руками градоначальник. — Потому что мы теперь сжигаем тех, кто принял такую скверную смерть. Мы вообще всех сжигаем. Иначе им тоже не лежится в могилах. О да, храбрые витязи! Разве я не сказал? Их потом видят в городе. Они заходят к родичам, или в корчму на пиво, или на торги. Тени не отбрасывают, и солнышко ясное им не помеха. Вели бы ещё себя пристойно, так нет ведь — бросаются на людей, товар портят. Добро хоть не разлагаются да не воняют. И говорят, что они, неупокоенные, присоединяются к мёртвому войску. А правда это или нет — не скажу.
— Одно войско приходит в город с могильников, — уточнил Хравен, — а другое — с реки? А что у вас на реке — много народу тонет?
— Там четыре года назад хоронили зачинщиков распри, — мрачно проговорил Сельмунд, — Яльмара Молчуна и его сторонников. Между сушей и водой, на Ниданесе, где всегда хоронили ниддингов и разных сукиных сынов. Яльмар не был ниддингом, он просто был братоубийцей. А Тивар, его брат, лёг на Хаугенфельде.
— А вы не пробовали… ну, я не знаю… сжечь этих покойников? — спросил Бьярки. — Всех?
— Думали, — признался регинфостри. — Дров не хватит. И к тому же никто не отважился раскапывать курганы, где лежат драугры. Даже днём.
— А предводителей обоих войск кто-нибудь видел? — неожиданно спросил Лейф.
— Мне о том ничего не известно, — сказал муж державный. — Но вот что я знаю твёрдо: до этой резни ничего подобного не случалось. Никогда. Во всяком случае, на памяти наших предков. Что ещё знаю: драугры здорово портят нам торговлю. И ещё. Нынче месяц убывает, и через ночь бледный всадник Манн[8] останется у себя в усадьбе. Стало быть, у вас есть остаток дня сегодняшнего, ночь и завтрашний день. А потом начнётся тинг на костях…
И добавил Сельмунд Сигмундсон:
— Ко времени же вы подоспели, молодые господа!
— Две тысячи гульденов, — внезапно проронил Хродгар, — это трудное дело.
— Вы не люди, — буркнул Сельмунд, — вы — волки. Без ножа режете…
Поселили викингов по воле королевы в замке. Точнее, в хольде у восточной стены, куда со двора вёл крытый переход. Из хольда можно было выйти прямо в город. Сельмунд предупредил стражу, чтобы их пропускали в любое время.
— Сдаётся мне, — заметил Торкель, — этот сын Сигмунда не всё нам поведал.
