— Ну и догулялся. Отсюда не выйдешь, пока не скажешь.
— Подумаешь, какой страшный! — Лешка обозлился. — Очень я тебя испугался!
— Да что с ним разговаривать! — сказал Семка. — Пистолет сломал, нашпионил…
— Кто сломал, кто?! — Лешка вскочил. Потом сел, закрыл глаза, а голову запрокинул и стал на ощупь разбирать пистолет. Озадаченные ребята следили за его руками. Он разобрал «вальтер», потом собрал его, вогнал обойму и только тогда открыл глаза.
Но Женька стал еще подозрительней.
— Где это ты так наловчился? — спросил он.
— Где надо, — сказал Лешка и прикусил язык.
Ох, как хотелось сказать им, что он советский разведчик, что его специально привезли на самолете, что он знает про школу и Краузе такое! А Сергуня — это…
Женька сел, подвинул к себе пистолет и сказал Семке:
— Иди на пост. Как бы он не привел кого с собой.
Семка молча вышел.
— Где научился немецкий пистолет разбирать? — спросил Женька.
— Не твое дело!
— Ты отвечай давай, а то плохо будет. Ветеринар у немцев работает… Он послал?
— Никто меня не посылал! Я сам пришел.
— Кончай! Все равно скажешь…
Лешка лихорадочно соображал, как быть. Лицо у Женьки было жесткое, глаза горели ненавистью. Ребята явно наши, значит, можно как-то намекнуть про Сергуню, про задание… Но много раз говорил ему Сергуня, что ни при каких обстоятельствах и никому этого говорить нельзя. Только бы выбраться отсюда, вернуться к Сергуне! И дернуло его пистолет смазывать…
— У меня такой же пистолет был дома, в Гдове, — сказал Лешка, — я и научился. А потом в дом бомба попала.
— А где пистолет взял?
— На убитом офицере нашел. В городе бой был.
Женька задумался. Поверит или нет?
— Я пионер, и нечего меня подозревать! — Лешка решил наступать. — Я сам хочу с немцами драться! А вы тоже — нашли, где тайник сделать. Так его любой найти может. А пистолет нечищенный был! Не умеете с оружием обращаться, а еще допрашиваете!
— Кто дорогу сюда показал?
Лешка замялся, но ничего не оставалось, как сказать правду.
— Козодой говорил, что у вас блиндаж есть. Я и пришел посмотреть.
— Козодой!.. — Женька сжал кулак и посмотрел на Виталия.
— Не надо было бить его, — сказал Лешка, — пусть бы лучше поклялся никому не говорить, а то он мог на вас обозлиться и кому угодно растрепать. Хорошо, мне сказал.
— А ты чем поклянешься, что не проболтаешься? — спросил Женька.
— Чем хочешь, — Лешка встал.
— Мать есть?
— Нет.
— Тогда клянись своей жизнью. Предашь — жизнью и ответишь. У меня рука не дрогнет.
