— Допустим, ты все еще капо и тебе надо убрать одного типа. Кого ты пошлешь на дело: Паули Франчезе или Энтони Пэриша?
— Ну, это две совершенно разные школы. Энтони — рационалист, у него все всегда продумано до тонкостей, «вычищено». Он постарается прижать типа в самом неожиданном месте и прикончить побыстрее. А вот для Паули, наоборот, способ иногда важнее, чем результат. Он часто меняет оружие и никогда не повторяется. Все время что-то новенькое придумывает.
— Вот видишь, это и есть «стиль».
Как ни странно, доводы сына заставили Фреда призадуматься. С этого момента он стал обогащать свой лексикон средствами воровского жаргона, подбирал слова острые как бритва, придумывал убийственные метафоры, описывал душевные страдания так, словно речь шла о физических муках.
Но главными для него оставались все же смысл рассказа и желание поскорее его записать на бумагу. Воспоминания целой жизни, потраченной на гнусности, бурлили в нем и рвались наружу.
Было без десяти четыре ночи, глаза у него закрывались, и он решил не отдаваться больше во власть всех этих воспоминаний, дурных и хороших, а вернуться к герою, который только и успел, что назвать свое имя.
Зовите меня Измаил.
И тут же заснул при свете с раскрытой книгой на животе.
* * *
Когда он проснулся, в кровати рядом с ним было пусто. Фред поискал на ощупь книжку и обнаружил ее на полу. Он поднял ее, набросил халат, спустился в кухню, никого по пути не встретив, и налил себе остатки еще теплого кофе. Какое-то время он пребывал в невесомости, медленно собираясь с мыслями: Сегодня воскресенье, они останутся тут до вечера. Пришла собака и положила морду на колени хозяину.
Вошла Бэль, вся обвешанная сумками, и поцеловала отца в лоб.
— Мы с мамой были на рынке.
Укладывая содержимое сумок в холодильник, она спросила:
— Папа? Ты читаешь?
— …?
— Ты читаешь Мелвилла? Ты?
Бэль указала пальцем на томик, который Фред в полусне положил рядом с кофеваркой. Он действительно собирался вернуться к чтению, с того места, на котором остановился, сдвинуться наконец с первой строчки, пусть даже на это уйдет все воскресенье.
— Мне нужно, для моего романа, — ответил он. — Это трудно объяснить.
— И где ты находишься?
— Еще в самом начале.
— Прочитаешь страниц двести и увидишь, как это хорошо.
Фред потянулся, уже сраженный предстоящими трудностями. В словах дочери слышалось больше восхищения Мелвиллом, чем им самим. Она что, не понимает, что такое двести страниц для такого, как он?
